«Не очень хорошо умею обращаться с хрупкими вещами», — сказал он.

Но у Тесс вся жизнь вертелась вокруг хрупких вещей. Детей, которым она помогла появиться на свет. Испуганных молодых мамочек, о которых она заботилась. Что, если Рен проснется и заплачет? Возьмет ли ее на руки Норт? Будет ли он проверять ее, чтобы убедиться, что она все еще дышит? Рен приклеилась к телу Тесс с того дня, как родилась. И вот место, которому она принадлежала. У тела Тесс.

Она повернулась, чтобы броситься обратно в школу, но заставила себя остановиться. Тесс вела себя как до смерти встревоженная молодая мать. Кем, вообще-то, она не была.

Тесс сделала несколько глубоких вдохов. С Рен будет все хорошо. Иен не собирался дать ей умереть. И Рен нуждалась, чтобы за ней присматривал не один человек, пока не появился ее отец.

Что, если отец Рен окажется ненадежным придурком, как и отец Тесс? Или пьяницей? Если она продолжит думать в таком духе, то впадет в очередное царство безумия. Тесс заставила себя идти дальше.

Задняя дверь разбухла, и Тесс уперлась в нее плечом. Внутри в хижине царили холод и затхлость. Тесс не могла представить себе Рен в настолько печальном месте. Нужны новые коврики. Купить достойную мебель. Вот только Рен никогда сюда не переедет. К тому времени, как появится новая печь, ребенка уже не будет. Тесс могла оставить все как есть. Мрачно и неприветливо.

Школа ее портила. Ей уже хотелось для себя чего-нибудь получше. Чистые белые стены, диван без обивки со сценами английской охоты. Раньше ей было все равно, а теперь нет.

«Трев… Похоже, мне наконец-то становится лучше».

Это дало совершенно новый повод для расстройства.

Она выбросила пакет увядшей зелени и заплесневелый огурец. Съела яблоко, которое не помнила, чтобы покупала, и набила сумку одеждой. Потом взглянула на стопку профессиональных журналов, которые были переправлены на ее абонементный почтовый ящик в городе. «Журнал акушерства», «Международный журнал женского здоровья». Ни один из них не имел ничего общего с ее новой жизнью, но она положила журналы в хозяйственную сумку вместе с остальной поклажей.

Беспокойство взяло верх, и Тесс помчалась обратно в школу.

Она обнаружила, что Норт расхаживает, держа Рен на сгибе руки, как футбольный мяч. Но малышка была жива.

Норт подошел к Тесс.

— Она начала плакать, — словно обвиняя Тесс, возмущенно зашептал он.

— Да неужели? Как странно, — стиснула она зубы. — А ведь еще нет и трех часов ночи.

До него дошел ее сарказм, и Норт прижал ребенка к груди, но только до тех пор, пока Тесс не сняла пальто, тогда он передал малышку ей.

— Мой адвокат никак не может найти отца Рен, так что собираюсь завтра на Манхэттен и займусь расследованием сам. Я, наверное, уеду на несколько дней. Вы не возражаете?

По его тону было понятно, что ему все равно, возражает она или нет.

— Когда вы здесь, то пользы от вас особой нет.

— Когда вернусь, мне нужно будет работать. Я серьезно, Тесс… Я больше не могу отвлекаться на вас и на ребенка.

— Мы с Птичкой это обсудим.

Его взгляд стал критическим.

— Вы что, худеете?

Норт вывел ее из равновесия.

— Я не знаю. Почему?

— Ваше лицо стало тоньше.

Он говорил так, будто обвинял в преступлении.

— И что?

— Ничего. Только то, что вам не нужно худеть.

— Спасибо за ваше участие. Я приму во внимание.

У него хватило наглости выглядеть обиженным.

Той же ночью кошмар вернулся еще хуже, чем прежде. Перестанет ли она когда-нибудь видеть этот кровавый и страшный сон, или он будет мерещиться ей всю оставшуюся жизнь, не позволяя нормально спать?

Утром, когда они с Рен спустились, Норта уже не было. За утренним кофе Тесс думала о кошмаре, а затем о фотографиях, которые обнаружила в Интернете: Норта то с одной экзотической женщиной, то с другой. И пнула в сторону кроссовки, которые бросила на лестнице. Она не хотела, чтобы он встречался с одной из своих возлюбленных. Она хотела…

Она не знала, чего хотела. Может быть, любовника для себя? Даже несколько недель назад такое было немыслимо. Она винила Норта. Жизнь рядом с его чрезмерно проявляющей себя мужественностью приводила в замешательство.

Тесс думала, что ее сексуальность умерла вместе с Тревом, и тревожилась из-за того, что мужчина, который отличался от Трева, как небо от земли, похоже, ее воскресил. Но, может быть, дело именно в этом. Может быть, то, что Норт был противоположностью Трева, подсознательно позволило ей возбудиться, не чувствуя себя предательницей. На какую бы кривую дорожку не сворачивали мысли, она никогда не ляжет в постель с Нортом. Если… когда… она снова займется сексом, то с кем-то вроде Трева. Разве что у Трева не было ни капли сексуальной напористости.