– У вас есть какие-то сомнения насчет нас, повелительница? поинтересовался капитан.
– Таков, по-видимому, ваш ранг?

– Выше, выше, - Каллиопа, вздернув брови, потыкала пальчиком в купол рубки.

– Простите, богиня.

Каллиопа ещё раз молча показала пальчиком вверх.

– Дева?
– в голосе капитана послышалось неподдельное удивление, а койс неожиданно съехал ребром вниз метров на сто. Я едва не вывалился из кресла, Георгий вслух помянул недобрым словом святую силу, и капитан уже благоговейно спросил.

– Мать?!

– Нет, чуть пониже, - ответила Каллиопа.

– Я преклоняюсь перед вами, сольветера, но никаких гарантий не будет.

– Вот то-то и оно, милый капитан. Советы другим мы и сами мастера давать. Однако что поделаешь, контракт заключен.

Мы с Георгием переглянулись, потом я перевел недоуменный взгляд на Каллиопу, но в эту секунду койс сообщил, что до него доходит чей-то панический мысленный вызов.

– Включаю эфир.

В рубке раздался обиженно-всхлипывающий тенорок Василь Васильевича.

– Серый волк, Серый волк! Ну, где же вы? Уже третья особь прошла мимо меня. Видали бы вы эту черную муринку! Лицом бела, ногами стройна, грудь высока - ну, просто интердевочка.

– Смотри, Василь Васильевич, не смей совокупляться! У тебя ума хватит, потом ищи тебя по Гашарве, станешь плоским и двумерным.

– Что ты, Серый волк!.. Я к тому, что они всерьез взялись за изготовление продавцов коммерческих палаток. Подслушал я их разговор.

– Место нашел?

– Так точно.

– Давай координаты.

– Запоминай...
– голос его зазвучал глухо, сипло, нараспев.
– От Олисановской пустоши, что за поворотом на полигон, в овраге стоит дуб, от земли голенаст, вверху суковат, а на нем грань; а от тоего дуба на столб дубовый, а на нем две грани, а у столба две ямы, а столб стоит против горелого пня, а от того столба долинкою, водотечью, вниз на засеку, а от тоей засеки суходолом на столб дубовый, а на нем две грани, а столб стоит на водотечи; а от тоего столба прямо к болоту же на иву, вверху суковата, без верху, покляпа на всход (сноска: Склонилась на восток), на ней две грани; и от тоей ивы через болото на березу кудревату, и от тоей березы вниз тем же овражком, водотечью на березу, от земли голенаста, вверху кудревата, покляпа на полдень, а от тоей березы к черному лесу; там дуб, от земли голенаст, виловат, с дуплом, стоит у ивова куста, а по сказке старожильцев была де в ивовом кусте осина, а на ней старая грань, и ту де осину вырубил житель деревни Юрьевки колхозник Степан Борков.

У куста ивова жду-дожидаюсь, сердце от страха замирает - гуд по черному лесу идет, а в тоем лесу камень отвальной, под ним де схрон - так старо жильцы говорят. Так теперь тот схрон козлищами смердит.

– Ясно, - ответил я.
– Жми на медовуху, храбрости прибавится, а нам заклятье начинать пора. Ну, капитан, гляди в оба. Раздайся вширь, вернослужащий древний! Связь будешь держать, в нужный момент мощь подведешь. Хватит мощи-то?

– Послужим честно, - торжественно откликнулся хрипловатый, с едва заметной гнусавинкой голос.

В то же мгновение стенки кабины расширились, увысились, теперь мы с Георгием могли спокойно встать в полный рост.

– Каллиопушка, провидь, - попросил я, - что там пакость начудила?

– Не вижу - стены помехой. И камень велик с нашей стороны лежит.

– Вижу яму глубокую, - произнес капитан, - жаркий огонь в ней пышет, конь огненный к столбу привязан, а на тоем столбе две грани и лики на них. Конь спокойно стоит, сил набирается, тени вокруг него хоровод водят, досками-ручками сцепившись, песни поют.

– Вот и нам пора песнь заводить, - буркнул Георгий.
– Скоро посадка, силу ещё надо от матери сырой земли впитать.

– Вижу лесного жителя, фавна козлоногого, - сказала Каллиопа.
– Не спеши, царевич Георгий, грибков отведай. Грибки поспели. Вкусныи-и...

Угостившись жареными грибками, Георгий заметил.

– Что грибки! Вот на море, на окияне, на острове Буяне стоит бык печеный. В одном боку у быка нож точеный, а в другом чеснок толченый. Знай режь, в чеснок помакивай да вволю ешь. Худо ли!

Наконец койс спланировал и приземлился у ивова куста, где босой, перебирая копытами, потирая друг о друга покрытые курчавой шерстью ноги, в шляпе с узенькими полями, укрывшись офицерской плащ-палаткой нас дожидался Василь Васильевич.

Был поздний осенний вечер. Из черного леса отчаянно тянуло прелью. В той стороне блуждали болотные огни и что-то глухо рокотало. Тонкая полоска зари тлела на заходе, её тепла уже не хватало, чтобы обогреть землю, и Доротея, первой ступившая на увядшую траву, поежилась.