— Нет, Аринелла меня вылечит, когда вы уйдете, — не терпящим возражения голосом приказал Син. — Келлфер и в этом прав. Никому не нужно меня видеть.

— Никому? — иронично спросил Роберт, указывая на Даора Кариона и остолбеневшего за его плечом Олеара.

— Мы видели, как директор появился, предупредил об опасности и исчез, приказав отложить поход на день, — спокойно отозвался Даор, не меняясь в лице. — Келлфер, в Пар-ооле об этом узнают сегодня же?

— Безусловно, — отозвался Келлфер, ожидая, впрочем, решения Сина. Когда тот кивнул, он продолжил: — Ингард, мне понадобятся пара десятков лояльных тебе и абсолютно молчаливых воинов.

— Ты хочешь наложить на них иллюзию? — уточнил Ингард, соображая, кто из присутствующих сейчас в Приюте принес ему магическую присягу, а значит, не сможет ослушаться и рассказать кому-либо об изменении плана.

— Да. И никто из герцогов и их свиты не должен иметь доступа к почте.

Мало кто знал, что Келлфер был настоящим мастером иллюзий и умел создавать двухслойные и даже трехслойные заговоры почти без потери силы. Наставнику Велиану было далеко до скрывавшего свои умения директора, и Ингард, однажды видевший Келлфера в деле, сомневался, что даже Син обладает таким развитым навыком. Как-то Келлфер обмолвился, что прятался сам и прятал свою жену под иллюзией в самом Пар-ооле — там, где тысячи артефактов должны были разрушить или спутать все подобные заговоры, — и Ингард решил, что он шутит. Но позже, не отличив заговоренного Келлфером пожилого садовника от своего лучшего друга, поверил сполна.

— Мечта для любого безымянного — побыть денек герцогом, — как-то невесело подхватил Роберт, обеспокоенно вглядываясь в лицо прикрывшего глаза Сина. — Отличная идея, да?

— Да, — согласился старший директор. — Это даст вам день на то, чтобы затеряться.

— Меньше, — не согласился Карион. — Они не так глупы и скоро поймут, даже если будем прокрадываться. Выступаем немедленно.

35. Олеар

На исходе первого дня пути, преодолев быстрым шагом почти сорок лиг, отряд, наконец, замедлился. Темнота съела кустистые равнины часа три назад, и теперь вокруг было так черно, что стоило бросить взгляд с тускло освещенной светлячками дороги, он упирался в дышащий шелестом обледеневших прутьев мрак. Эта темнота подступала все ближе, поглощая обочины, и сам широкий торговый тракт теперь выглядел узкой тропой. Магические огоньки, созданные Йорданкой и Лианке, вились под ногами лошадей, но держались строго в нескольких шагах впереди, не разлетаясь. Этот живой свет, окрашивавший копыта оттенками зелени, создавал ощущение сказочной сети, вившейся над землей.

На этом участке обычно оживленного тракта было безлюдно. Никто не путешествовал ночью, боясь холода и зверья.

Ехали молча, растянувшись шагов на сто, иногда кто-то что-то говорил вполголоса, будто не хотел разрушать тяжелую ночную тишину. В начале шеренги, где-то далеко, как полководец, вел отряд директор Роберт, от него почти не отставала стойкая Йорданка. Рядом с ними держались и Лианке с Аменом, чуть позади них, не допуская разрыва и в десяток шагов, невозмутимо правили двое желтых воинов-мужчин и одна воительница — Гвиана — высокая, красивая и молчаливая девушка лет тридцати на вид. Взгляд Олеара то и дело останавливался на ее прямой спине, на бьющихся в такт шагу лошади длинных золотых локонах, собранных в высокий, перевязанный в нескольких местах хвост. Капюшона воительница не надевала, будто не ощущая холода. Олеар еще не слышал, чтобы она шептала, но был почти уверен, что тайный язык девушка знает. Иногда Гвиана что-то говорила Тамалании, устроившейся перед ней в седле, и та живо отвечала. Лошадь Тамалании, привязанная к держателю задней подпруги седла Гвианы, меланхолично следовала за ними, держа голову низко словно задремывая на ходу.

Олеар сощурился: господин тоже был где-то в начале, но сейчас его не было видно. Как ученик ни старался выцепить из темноты громадную фигуру на тяжелом жеребце караковой масти, не мог не только найти учителя, но и понять, где мог бы ступать его конь — ни одного лишнего следа на дороге не отпечатывалось, цокота копыт из пустоты тоже не звучало. Скорее всего, герцог скрыл себя завесой и теперь наслаждался тишиной и чтением. Олеар, видевший, как, пряча глаза, льнули к Даору Кариону напуганные Ив и Даника, а также и молодой Айден Лисар со своей матерью Сильвией, хорошо понимал утомленного подобострастным вниманием учителя. Теперь, когда прятаться рядом с черным герцогом серая чета не могла, они переместились в хвост шеренги, поближе к Олеару, будто не замечая сидевшей боком на вороной кобыле Юории Карион.

Серые, синие и коричневые воины распределились по бокам от своих господ, будто охрана сейчас — когда можно было шептать, когда весь отряд был накрыт защитным куполом и хорошо скроенной иллюзией — имела смысл. Эти мужчины тоже ехали молча, сосредоточенно, будто боялись разрушить витавшую между напряженными людьми тяжелую тишину.

Глаза Олеара, как и глаза каждого герцога, каждого воина и каждого шепчущего в их небольшом отряде, были изменены благодаря улучшающему зрение заговору. Хоть Олеар и не видел так же хорошо, как днем, но широкие зрачки улавливали даже мимолетный свет, и он мог разглядеть не только силуэты, но и черты лиц и даже узор плащей. Когда из облаков выплыла мертвенно-бледная луна и осветила петляющий тракт и мешанину черных ветвей кустовой ивы, а за этой преградой — бескрайние поля востока Серых земель, даже светлячки стали не нужны — и так прекрасно ориентирующиеся в темноте лошади не споткнулись бы и без них.

— Уберите уже эту мельтешащую дрянь, — не слишком почтительно попросил Ив Стелер, озвучивая мысли Олеара.

Сфатион Теренер, вопреки настояниям внимательно следящей за ним Теа отказавшийся путешествовать в единственной повозке, и после дня в седле выглядящий еще хуже, чем утром, изогнул в ухмылке свои обескровленные губы:

— Ни одного похода за плечами, Ив?

Он добавил еще что-то на языке степняков, Олеар понял только слово «павлин» — обидное, но весьма меткое прозвище для громкого, претенциозного, даже в поход одевшегося в расшитый драгоценностями сапфирово-синий зимний камзол герцога. Теа, как раз обгонявшая мужчин, усмехнулась, поняв, очевидно, сказанное целиком.

Ив вряд ли знал язык кочевых племен, да еще и не скрывал, что ему не приходилось участвовать в войнах, считая это своей собственной заслугой. Он гордо поднял голову и посмотрел на свою уставшую и раздраженную жену, будто ожидая одобрения. Даника же перехватила повод крепче, не оглядываясь на супруга, будто его и вовсе не было.

— Не дело правителей болтаться по дорогам, как торговцы, — продолжил Ив. — Но это не значит, что я не понимаю, что такое не привлекать к себе внимания. Свет этих штук виден издалека.