Начальная школа с 1-го по 4-й классы

В августе 1944 года наша семья перешла в двухкомнатную квартиру, расположенную на первом этаже нового двухэтажного дома, расположенного напротив прежнего, но с противоположной стороны центральной ул. Сталина; к этому времени тётя Вера с Зоей вернулись в освобождённый от немцев родной Киев; в новой квартире папа и Виктор сразу выкопали на кухне погреб для хранения продуктов, но жарким летом – температура поднималась до 40 градусов – даже в погребе приходилось использовать лёд; в те времена бытовых холодильников не существовало, лёд брали из огромных искусственных ледников; для этого в центре посёлка на площадке 30 на 60 метров всю зиму намораживали чистый лёд, чтобы высота ледника достигла трёх метров; затем лёд засыпали толстым слоем опилок, и под такой шубой он сохранялся до следующей зимы; пользоваться льдом разрешалось и предприятиям, и жителям, всем хватало; единственное требование – хорошо снова засыпать лёд опилками, за этим следили, детям там запрещали играть.

Квартиры в домах посёлка АТЗ, построенного во время войны, не имели водопровода, был лишь магистральный водопровод, проложенный вдоль нескольких основных улиц; люди брали воду из утеплённых колонок; с окончанием войны предстояло соорудить настоящую городскую водопроводную сеть; фекальная канализации также отсутствовала в посёлке, поэтому возле каждого подъезда была выгребная яма, закрытая сверху крышкой; из квартир двухэтажного дома по вертикальным коробам, сделанным из досок, нечистоты самотёком сбрасывались в глубокую выгребную яму; конечно, короба никогда не промывались водой, поэтому в уборной постоянно стояла вонь; чтобы её немного заглушить, мама часто жгла газеты, и тогда можно было с относительным комфортом посидеть в уборной.

Выгребные ямы, закрывалась большой деревянной крышкой; по краям крышки всегда сидели крупные золотисто-зелёные мухи; люди старались близко не подходить к этому очагу испорченного воздуха, но куда деваться, ведь яма примыкала непосредственно к дому; периодически приезжали ассенизаторы на телегах-бочках, сдвигали крышку и большими черпаками с длинной деревянной ручкой, наполняли бочку нечистотами; в это время из-за смрадного запаха двор пустел, все окна и двери на лестничных клетках и в квартирах плотно закрывались; бедные лошади нещадно отбивались от мух, которым теперь при открытой яме было раздолье; когда работа ассенизаторов оканчивалась, десятки подвод выстраивались в колонну на центральной улице Сталина; возчики-«золоторотцы» с кнутом восседали наверху, вся кавалькада двигалась с грохотом по булыжной мостовой, отправляясь за пределы города; завидев её, мы, малые ребята, как стая птиц, снимались с мягкой уличной пыли и, быстро рассеявшись по тротуару, испуганно-любопытными глазами следили за процессией; мальчишки постарше, стоя у дороги, провожали золоторотцев криками и смехом; на виду всего посёлка вонючий обоз проезжал по всей центральной улице, при этом из незакрытых бочек с торчащими вверх ручками черпаков, выплёскивалось дерьмо, которое заливало мостовую, отравляя надолго, даже снежной зимой, воздух в посёлке. Однажды мама рассказала мне, что до войны в Харькове с ней работала женщина, муж которой был золотарём; им на работе выдавали мыло и одеколон; жене приходилось каждый вечер несколько раз тщательно обмывать мужа и втирать в кожу одеколон; но, как она рассказывала маме, не всегда это помогало отбить запах.

Сразу после войны в посёлке АТЗ приступили к прокладке подземных коммуникаций водопровода и канализации, а поскольку техники для рытья траншей не было, в город завезли в большом количестве «самострельщиков» – солдат-дезертиров, которые не хотели воевать и на фронте отрубали себе указательный палец или простреливали ладонь; в основном это были нацмены, крепкие мужчины из среднеазиатских республик; они под охраной копали траншеи и прокладывали трубы и однажды на наших глазах произошёл любопытный случай; мы в предвечернее время играли в футбол недалеко от железной дороги, расположенной между заводом и посёлком; как обычно пастухи, возвращаясь с пастбища, перегоняли стадо поселковых коров через дорогу, и одну отставшую корову задавил поезд; работавшие рядом землекопы вмиг побросали лопаты и кинулись к окровавленной туше коровы; они вырывали куски мяса и здесь же его ели, обливаясь кровью; нам, детям, это картина показалась ужасной, потому и запомнилась.

Устройство городской канализации такими низкими темпами растянулось на годы, поскольку быстро строились новые кирпичные дома и посёлок расширялся; на его окраине возвели большую современную гостиницу, но канализационные трубы к ней не подвели; когда сообщили, что Рубцовск посетит президент Индии Джавахарлал Неру, срочно для него обставили большой двухкомнатный номер мебелью в стиле Людовика XVI, доставленной из Москвы; оборудовали туалет современным унитазом, а нечистоты сливались в ёмкость, установленную в подвале. И ещё о гостинице. Когда выполнялись отделочные работы, нас, школьников старших классов, посылали убирать строительный мусор на этажах; однажды Лёня Хорошев упал с балкона, на котором ещё не установили ограждение, сломал ногу в бедре; после излечения, когда кость срослась, все были удивлены: до перелома этой толчковой правой ноги Лёня прыгал в высоту на 1,5м, а после показал результат 1,65м; нам было это непонятно, но врачи объяснили, что так бывает: нога, благодаря наросшим хрящам и мышцам, становится более сильной.

Со временем фекальную канализацию на посёлке выполнили, а ливневую, как всегда, оставили на потом; каждый год в самую весеннюю ростепель, когда по народному выражению, «лужа быка топит», быстро таяли большие сугробы снега, накопившиеся за продолжительную сибирскую зиму; поскольку ливневой канализации не было, то в середине апреля между домами образовывались «озёра» талой воды; пройти в школу или добраться до сарая во дворе было большой проблемой; иногда приходилось пользоваться лодкой; люди ждали, когда оттает мёрзлый грунт и вода уйдёт под землю, а пока, переправляясь через лужи, надо было балансировать на досках, установленных на шатких камнях; для детей было развлечением пускать кораблики, домой все приходили в промокшей обуви.

В двадцати шагах от дома жильцы выстроили сараи, расположенные в одну линию; сразу все семьи завели кур, которые гуляли вместе по всему двору на территории между сараями и домом; чтобы отличить своих кур, им хозяева окрашивали холки в разные цвета; помню, как мама намотала на палочку бинт, окунула его в мою чернильницу, и пока я держал курицу, окрашивала холку; курицы несли яйца в сараях, но поскольку двери всегда жарким днём были открыты, то иногда какая-нибудь курица могла снестись в чужом сарае, и это вызывало споры между хозяйками; однажды разоблачили одну, которая заманивала в свой сарай чужих куриц, чтобы они там неслись; был большой скандал, но обошёлся без побоев негодяйки.

1 сентября 1944 года я, выздоровев после тифа, пошёл в школу, 30 сентября мне должно было исполниться восемь лет; Витя стал учиться в восьмом классе, а трёхлетняя Оля ходила в ясли. Наша единственная на посёлке школа № 9 располагалась в протяжённом одноэтажном бревенчатом бараке, который значительно удлинили заводские строители, чтобы дети могли учиться хотя бы в две смены; один из «школьников» на юбилейной встрече 1985 г. в Москве вспоминал:

В бараке низком и убогом

Я помню школу этих дней.