Глаза её рассерженно сверкали, щёки раскраснелись, она тихо шипела, растирая кожу на сжатом им предплечье. Грудь под тонкой тканью платья вздымалась, так, что невольно привлекала его внимание.

— Ты совсем с ума сошёл! — толкнула его в грудь, когда поняла, что он запер её в ловушку.

— Да нет, это у тебя весь ум по ходу в гормоны трансформировался, — зарычал он, подступая ближе, чётко различая, как расширяется её зрачок, и дрожат крылья носа.

— Какого хрена ваша богадельня не отвечает ни на один телефон? Я что мальчик, мотаться посреди рабочего дня, на другой конец города, пока ты тут задницей крутишь…

Он не договорил, в очередной раз, схлопотав от неё пощечину.

— Ты совсем оборзела, блядь? — процедил он, сдерживаясь из последних сил, лупя по стене пятернёй, рядом с её головой.

— На себя посмотри, — голос её дрожал, но скорее от злости, чем от испуга. — Ввалился сюда, как к себе домой, командуешь… Не твоё дело, с кем я, и где, кручу задницей!

— Моё, — выдал Руслан, жёстко прихватывая её за подбородок, и впиваясь в сочные губы. Ломая языком сопротивление, входя глубже, кусая упругую плоть, и тихо рыча от удовольствия. Большими глотками, урывая сладкий вкус, не в силах насытиться, напиться. Целовать, съедать, сжирать её плоть, не смотря на то, что она, почти не отвечает, и, не смотря на то, что её ладошки упираются ему в грудь, отталкивая от себя, и не смотря на то, что она протестующе стонет. Он раз за разом погружает в неё свой язык, ломая её отпор. Сметая его, как досадное препятствие, к такому вожделенному и необходимому удовольствию.

В голове кажется, нет ни одной мысли, только пульсом бьётся «Моё! Моё! Не отдам!»

Руки словно горят от прикосновение к её коже. По венам бежит ток, стекая вниз живота. Тело трясет, словно в лихорадке. И кислорода больше нет, есть только её сладкий вкус, вставляющий покруче вискаря. Её запах забивается в ноздри, ползёт в лёгкие отравой, всё больше ускоряя пульс.

Нет, у него никого желания, действовать нежно и деликатно. Нет, и не было никогда. Он всегда, брал её стремительно и жёстко. Круша любое противление. Сметая с пути ложное жеманство. С первого раза поняв, что им обоим это заходит. Что им обоим это в кайф.

Вот и сейчас, его руки вероломно задирают подол её платья, скользя тараном по гладким бёдрам, к горячей развилке ног, и натыкаются на твёрдый и округлый живот. Он касается его на мгновение, но его это отрезвляет. В голове проноситься все, что его мучило все эти недели. Досада, разочарование, злость обрушиваются на него разом.

Руслан резко одергивает руки, и наконец, освобождает её истерзанный рот.

Вика растерянно смотрит на него, явно не понимая причину перемены его настроения. Она тяжело дышит и всё ещё сжимает лацканы его пиджака, толи всё ещё отталкивает, толи уже притягивает, Руслан не отследил этого, полностью поглощённый своими чувствами.

— Ты… ты… — зашептала она, явно не в силах обрести голос.

Он отступает на шаг, сжимая губы, в линию, и сглатывая поднявшуюся горечь. Неудовлетворенное тело всё ломит. Хочется что-нибудь разломать, чтобы, наконец, уже вытряхнуть эту срань из головы. Её вытрясти. Ту, которая сейчас стоит и смотрит непонимающе, обвинительно, и всё же с какой-то затаённой надеждой.

— Руслан… — её голос дрожит, она и сама вся трясётся. Обхватила себя руками. — Зачем?

Зачем?

Ещё бы он знал, зачем. Но он совершено точно сейчас осознал, что не сможет оставить её. Уйти не сможет. Так и будет ходить по кругу пока не ебанётся в конец. И всё равно, что она, чужая женщина, жена. По херу, что ждёт ребёнка от своего муженька. Срать, что не любит его. Он в ней нуждается так сильно, что только это одно перевешивает всё. Да и не кривиться она сейчас от отвращения, скорее не понимает его поведения.

Руслан взъерошил волосы, и на мгновение зажмурился, словно с обрыва прыгать собрался.

Снова посмотрел на неё.

Вика настороженно наблюдала за ним.

— Ну что царица, по ходу попал я, — проговорил он, горько усмехнувшись. — Всецело завишу теперь от твоей милости.

— Что? — она немного поддалась вперёд, словно это позволит, понят его лучше.

Руслан вздохнул, подбирая про себя слова, вернее, их более благозвучные эквиваленты, потому что, в мозгу у него звучало только одни маты.

— Я хочу тебя, Вика, — выдал он, чтобы конкретизировать свои желания.

— Ты издеваешься? — совершенно ожидаемо зашипела она.

— Ты не поняла. Я хочу тебя не одну ночь, не на одну неделю, я хочу, чтобы ты была полностью моей.

Да, таких признаний он ещё не делал, и звучало коряво.

— Ах, ты хочешь?

— Да, хочу, — он придвинулся ближе, рассматривая её, ища признаки фальши, и игры на хорошеньком личике, но Вика только возмущенно пылала, сверкая глазами. — И методы мои тебе знакомы.

— Знаешь что, Руслан, — она выставила руку, не давая ему, приблизится, — тебе не кажется, что ты охренел?

— Возможно, — он криво улыбнулся, и, перехватив её руку под локоть, крутанул и прижал спиной к своей груди. — Ты же знаешь, царица, — забормотал он, склоняясь к её ушку, тяня сладкий аромат её кожи, — я не отличаюсь деликатностью. Но то, что моё, не отдаю ни кому.

— Да? — она дёрнулась, но он не позволил, крепко обхватив за плечи. — А кто сказал, что я твоя?

— Я сказал.