Шрифт:
Это она сразу, после того как вернулась домой, легла под него получается.
И они трахались до потери пульса, так, что она залетела!
Или решили свой брак поправить, с помощью ребёнка?
Руслан встряхнулся, и глянул на недочитанный документ.
Его бесило, что он в очередной раз обдумывает, и подсчитывает.
Сука, вероломная, хитрая дрянь.
Но в голове так и крутились картинки, её обнажённого тела выгнутого, распростёртого. Её взмокшей кожи. Стон и шепот, вскрики. И всего того, что он делал с ней, только на его месте был другой.
Руслан смял лист с договором подрядчика, и тихо зарычал.
Собравшиеся на утреннюю планёрку, подчинённые озадачено переглянулись, а его зам, вещавший про то, что сроки по строительству жилого комплекса, придётся сместить, побледнел, приняв недовольство руководства на свой счёт.
Дмитрий Борисович Рубцов, был не робкого десятка, сам в прошлом военный, мужик тоже конкретный, честный, порой тоже резкий. Но даже он потел, когда Руслан, невидяще, и, кажется, даже ненавидяще обвёл всех присутствующих взглядом, и пустился в оправдательную речь.
Руслан жестом заткнул его.
— Дальше, — рявкнул он, не в силах преодолеть своё паршивое настроение, и без зазрения совести скидывал весь негатив на окружающих.
Две недели прошло, с их последней встречи, а эта муть не выходит у него из головы.
Её голубые глазищи, на узком личике, и закушенная губка. И он помнил, как они вкусны, эти губы. Он помнил запах её волос, кожи. Аромат её возбуждения, и её вкус. Всё помнил.
Не одной женщине в мире не удастся перебить все эти воспоминания.
Эта грёбаная зависимость какая-то.
Как он так попал?
А она, первым делом кинулась к своему придурку мужу, чтобы он заделал ей ребёнка. Ещё пыталась в чём-то его обвинить. В бесчувственности, в чёрствости. Да, Руслан не был эталоном не порядочности, ни обходительности. И говорить он красиво не умел. Он предпочитал действия, дела. Он всё знал про себя. Но в вероломности она его переплюнула.
И его раздражало, что его это всё волнует.
Пусть она живёт дальше как хочет. Ему не должно быть до неё никакого дела.
Но раз за разом, память его, подкидывала ему, то глаза её голубые, смотрящие с презрением. То закушенные губы, то вздымающуюся грудь. То этот грёбаный живот.
Красивая.
Ещё красивее, чем он помнил. Чем тогда, когда мельком видел в галерее.
Какая-то светящаяся вся, словно прозрачная. Словно мечта, тронешь и развеяться. Точно сны, что преследовали его. И запах, усиленный её плотью, яркий, цветочный.
Как у него зудели руки, впутаться в эти усмиренные заколками кудри. Впиться ртом в сладкие губы. Притянуть, пить, дышать ей…
Наказать за дерзость, за слова резкие, за мысли блудливые. За то, что неверна ему…
Он горько усмехнулся, опять вызвав рябь среди подчинённых. Они вновь нервно переглянулись, но комментариев естественно не последовало.
Просто, пиздец. Такими темпами, работать скоро будет не кому. Все слягут с инфарктами. Народ он запугал знатно. Вон сидят все, глаз не поднимают, чуть ли не дрожат.
Надо брать себя в руки. Решать как-то эту проблему. Вот, ещё бы кто сказал, как это сделать.
Пройти войну, тюрьму. Нарастить броню, чтобы её пробила одна женщина. Расковыряла, тихим сапом, и влилась, втянулась в жилы его, в венах вместо крови потекла.
— Дан, что с отчётами, я два дня назад просил всё подготовить, — обратился Руслан к своему финансовому директору, когда народ, пережив планёрку, облегченно выдохнув, покидали переговорную.
На Дана кидали сочувственные взгляды, но шаг убыстряли, дабы высокое руководство, не вспомнило, что-нибудь и про них.
— Да всё готово, Руслан Заурович, — по своему обыкновению, приветливо улыбнулся, Дан, — единственно, ваша галерея, молчит. Для полного отчёта, мне нужен и их отчёт. Я связался с их директором, но результатов ноль. Они и тормозят. Я сейчас ещё раз позвоню.
Руслан терпеть не мог проволочек, и все это знали, видимо кроме персонала его нового приобретения.
— Не надо, — Руслан набрал Елизавету, — я сам. Свободен.
Елизавета, тут же ответила.
— Слушаю, Руслан Заурович.
— Набери мне «АртМузу», — коротко велел он.
— Кого конкретно? — уточнила она.
— Директора, бухгалтера, хоть вахтёршу, — поморщился он, поднимаясь со стула. Он весь зад уже просидел в этом офисе. Уже забыл, когда в последний раз ходил в спортзал. Времени не хватало. А ещё эти галеристы, мать их.