— Что скажешь теперь? — торжественно спросил уполномоченный у начальника АТК.

— Скажу, что говорил… Разве же я сомневался или сомневаюсь в его умении?.. Нет, Бидзо, не в этом дело… У меня по штату два механика-моториста, я из Горького по договору ребят пригласил, почти насильно, можно сказать, привез до нынешней осени. Пускай пока просто так походит. На текущий ремонт деньги выпишу, не поскуплюсь, да и ребята двумя-тремя рублями не попрекнут… А дальше видно будет… Места-то к осени освободятся, если горьковчане к нам в зятья не запишутся… Ничего пока не могу предложить другого, ничего не выйдет…

— Ну и твердолобый ты. — Бидзина обиженно взглянул на начальника АТК и прибавил: — Тебя послушать, у нас каждый винтик на учете, а с приходом одного бывшего заключенного склад запчастей существовать перестанет. Брось ты! Частные машины со всего района в ваши ворота, как в свои собственные, заезжают и выезжают, а ты на дыбы… И ты и другие прочие. Я же прошу и ручаюсь…

— Зачем обижаться, Бидзина, я нормально…

— Э-э, ради бога, эти нормальные нормы ваши сперва ты и твои шофера соблюдайте, а потом другим навязывайте! Лучше уж признайся, что все у вас вкривь и вкось — одно колесо вперед тянет, другое назад.

И не на шутку разозленный и разгоряченный Бидзина покинул упрямого начальника Квашавской автотранспортной конторы.

Важа доканчивал крышу. Покрывать ее толем, как советовала мать, он не стал, решил, если делать, так делать по-настоящему. Купил черепицу и теперь укладывал последние козы, поднятые наверх племянником, возле слухового окна.

— Ну как получилось, а? Люди добрые! Хороша крыша?! — крикнул он вдруг громко, оглядел двор, соседние дома, всю деревню — куда достал глаз. — Гогия, хоть ты голос подай, — прибавил он и поискал взглядом племянника.

— Отсюда не видно, дядя, спущусь, погляжу издали. — Голова мальчика появилась в слуховом окне и в тот же миг исчезла.

— Ай, красиво-то как, родной! Украсила дом новая черепица! — радостно воскликнула мать. — Спускайся-ка ужинать.

— Не черепица, а я украсил, я и Гогия, — засмеялся Важа, присел на окно, закурил.

— Дом совсем как новый, дядя, совсем как новый, — восторженно крикнул со двора Гогия и подставил полуголое тело под кран.

— Неплохо, а, соседи? — снова крикнул Важа.

— Хорошо, сынок, сказала тебе, хорошо. Спускайся, чего сидишь, — ответила мать, растирая намыленное тело мальчика сморщенными сухими ладонями.

— Разве я у вас спрашиваю? Мне от соседей узнать хочется о нашей работе, человек человеком жив, слышала ведь?!

— Все на работе, кто же тебе ответит?!

— В том-то и дело!..

— В чем, сынок?..

— Да в ужине… Кувшин вина сейчас в самый раз, вроде как магарыч мне и Гогия… Без него мне бы с этим делом не справиться… Сбегай, Гогия, за парой бутылок «Саэро» и не забудь в кувшин налить… Всякой дряни я все же «Саэро» предпочитаю…

— Уже принесли, сынок, и в кувшин налили… спускайся! — Она кончила мыть внука и вошла в дом. Гогия взялся за полотенце.

Важа не спешил спускаться с крыши, смотрел на село, курил…

Показалось стадо, миновало Важину усадьбу. Постепенно утихли топот и мычание. Потом все смолкло. Гробовая тишина воцарилась вокруг — ни звука. Над крышей пролетел воробей, и после его стремительного полета тишина стала еще ощутимей.

— Привет вам, соседи! Какова крыша, а?! — проговорил Важа про себя и притих, как бы прислушиваясь к своим словам.

Во дворе не было видно ни Гогия, ни матери.

Вдали прошел поезд так бесшумно, как будто вместо рельсов были расстелены бурки. И тут Важа увидел нечто такое, что заставило его выйти из задумчивости: большая бурая корова русской степной породы просунула голову в Важину калитку и протяжно замычала… Была она на редкость хорошо откормлена и ухожена, весом в полтонны, если не больше.

— Эй, люди! — процедил сквозь зубы Важа и оценивающим взглядом оглядел корову. А она уже втащила во двор свое огромное тело с пудовым выменем с таким уверенным видом, словно вот уже много лет возвращается с пастбища в свой хлев.

— Она-то откуда взялась, проклятая? — Мать выбежала во двор, схватила прут и огрела корову раз, другой, тесня ее к калитке.

Та, как нарочно, воротила морду, старалась увильнуть от занесенного прута, пятилась подальше от ворот, в глубину двора, а потом и вовсе перестала замечать удары, заглянула в покосившийся гараж, обнюхала раздолбанную старую «шкоду»…

Веро еще не вернулась домой. Она работала во второй смене. Гогия перестал есть хлеб и протянул недоеденный кусок корове, которая с видимым удовольствием его прожевала и в знак благодарности лизнула ладонь мальчика. Важа медленно сошел вниз по приставной лестнице и с нескрываемым интересом принялся разглядывать неожиданную гостью. Он постоял с минуту перед ней, потом снял кусок каменной соли, запрятанный на балке под балконным полом, и протянул его корове. Она полизала соль, отвернулась и шумно выпила воду под расположенным тут же водопроводным краном.