Однако слоны могут нести на себе не только четырех, но и намного большее количество людей. Конечно же, 32 человека со своим вооружением весили почти столько, сколько само животное, поэтому подобную информацию не стоит воспринимать всерьез [50] . Но медленным шагом слон вполне мог нести на себе 10–15 человек, о которых упоминает Филострат. Подтверждение этому мы находим в источниках намного более позднего периода. Согласно утверждению Марко Поло, раджа Мяна имел в своем распоряжении две тысячи больших слонов, «и на каждого слона приказал он приладить деревянный теремец, крепкий, красивый и приспособленный к бою; в каждом теремце было по двенадцати воинов, в ином шестнадцать, а в ином и побольше» [51] . П. Д. Арманди не верит этому сообщению венецианца, считая, что тот следовал слухам и молве, «раздутым национальным честолюбием» [52] . Но тем не менее это описание подтверждается еще более поздним свидетельством, исходящим от русского путешественника Афанасия Никитина. «Слонам, — пишет Никитин, — к голове и бивням привязывают большие кованые мечи, по кантару [53] весом, да облачают слонов в доспехи булатные, да на слонах сделаны башенки, и в тех башенках по двенадцать человек в доспехах, да все с пушками да со стрелами» [54] . В другом месте он описывает торжественное появление султана, со своим эскортом: «На байрам бесерменский совершил султан торжественный выезд: с ним двадцать визиров великих выехало да слонов триста, облаченных в булатные доспехи, с башенками, да и башенки окованы. В башенках по шесть человек в доспехах с пушками и пищалями, а на большом слоне по двенадцать человек. И на каждом слоне по два знамени больших, а к бивням привязаны большие мечи весом по кантару, а на шее — огромные железные гири [55] . А между ушей сидит человек в доспехах с большим железным крюком — им слона направляет» [56] . Наконец, Никитин упоминает и о менее многочисленном экипаже в башнях на спинах животных: «И пошли с ними сто слонов в доспехах и с башенками, а на каждом слоне по четыре человека с пищалями» [57] . Все эти разнообразные свидетельства позволяют утверждать, что русский путешественник писал о том, что видел сам, а не услышал от кого-то. Впрочем, столь значительные отряды в башнях свидетельствуют лишь о том, что слон у индийцев перестал играть роль живого тарана, опрокидывавшего боевые порядки противника, как это было во времена вторжения в Индию Александра, но превратился в подобие некой медленно перемещающейся по полю сражения крепости, гарнизон которой с большого расстояния обстреливает противника [58] . Конечно же, такая схема ведения боя была совершенно неприемлема в античное время.

Греко-бактрийская армия ведет бой с индийцами. Рис. И. В. Кирсанова

Согласно расчетам П. Д. Арманди, реальный вес, который нес слон, должен был составлять около 1200 фунтов (544, 31 кг). Приблизительно столько и весила башня вместе с 5–6 воинами [59] . Не будем также забывать, что даже если этот вес не замедлял движения животного, башня имела вполне определенные размеры, не превышавшие полтора метра в длину и ширину. Таким образом, мы приходим к заключению, что оптимальное количество воинов в башне на спине слона было два или три человека, но в случае необходимости там могло находиться и большее количество людей. По-видимому, четыре воина, как в армии Антиоха в битве при Магнесии, — это максимально допустимое количество [60] .

Наличие или отсутствие башен на слонах определялось не только размерами животных. Вероятно, существовало правило, по которому слоны делились на несколько групп. Самые большие и сильные из них могли нести на себе башню с четырьмя солдатами, как это было в битве при Магнесии. На фаларах, хранящихся в Эрмитаже, или блюде из некрополя Капены (см. вкл., рис. 2) представлен средний вариант: экипаж состоит из погонщика и двух «стрелков-копейщиков» (всего три человека). На монетах Александра мы встречаем «боевой расчет» из погонщика и всадника, сидящих верхом на слоне [61] . И наконец, «легкий» боевой расчет состоял из одного человека, одновременно выполнявшего функции погонщика и воина.

По мнению некоторых ученых, башни могли устанавливаться только на спинах индийских слонов, африканские же лесные слоны были для этого слишком малы [62] . Данное предположение очевидным образом противоречит описанию битвы при Рафии, сделанному Полибием, согласно которому в составе обеих армий, сирийской и египетской, были слоны с башнями на спинах. Поэтому М. Б. Чарльз выдвигает гипотезу, согласно которой в армии Птолемея IV также были индийские слоны. Опираясь на данные Полибия, Ливия и Ап-пиана, исследователь приходит к выводу, что даже карфагеняне в ходе Пунических войн не устанавливали башни на спинах слонов [63] . Индийские слоны, захваченные египтянами у Селевкидов, могли якобы даже давать потомство в Египте [64] . Данная теория скорее оригинальна, чем убедительна. Африканские слоны, которых использовали Птолемеи, карфагеняне и ну-мидийцы были не настолько малы, чтобы не поднять башню с 2 или даже 3 легковооруженными воинами. Вопреки утверждению М. Б. Чарльза в наших источниках можно отыскать вполне конкретные указания, подтверждающие это. Нумидийский царь Юба, боровшийся вместе с помпеянцами против Цезаря, привел своим союзникам слонов, на которых были установлены башни [[Caes.], Bell. Afr., 30]. После поражения помпеянцев большое количество этих зверей попало в руки победителей. Позднее они были использованы Цезарем во время цирковых зрелищ, устроенных им для народа. Согласно утверждению Плиния, во время одного из этих боев Цезарь вывел на арену 20 слонов, на которых находилось 60 бойцов, следовательно, по три человека в башне [Plin., HN, VIII, 7] [65] . Несомненно, это были африканские слоны, захваченные в битве при Тапсе, поскольку вряд ли в Риме после крушения державы Селевкидов могли тогда видеть индийских слонов.

Гипотезу М. Б. Чарльза, о том, что карфагеняне не устанавливали башен на спинах слонов, поддерживает и Дж. Тойнби [66] . Их мнение, как было уже отмечено выше, базируется на том, что в наших литературных источниках нет упоминаний о башнях на слонах в карфагенских армиях. Однако это не совсем так. О башнях на карфагенских слонах говорит поэт Лукреций [Lucret., De rer. nat., V, vs. 1302]:

(Пер. Ф. Петровского)

Даже если слова Лукреция являются всего лишь укоренившимся представлением о боевых слонах, мы тем не менее не можем предположить, что карфагеняне, видевшие башни на слонах Пирра, упустили бы случай воспользоваться этим полезным изобретением. К тому же использование башен нумидийцами является вполне определенным доказательством того, что они научились этому от карфагенян. По всей видимости, недалек от истины Д. Хэд, полагающий, что карфагеняне пусть не всегда, но все же использовали башни с экипажем, состоящим из двух метателей дротиков, подобно тому как это было в армии эпирского царя [68] .

Всем слонам давали имена, некоторые из них сохранила для нас историческая традиция. Самого большого и сильного слона в армии Пирра звали Никон [Plut., Pyr., 33, 5]; в армии Антиоха III были слоны Аякс и Патрокл, специально обученные искать в реках брод [Plin., VIII, 11], у карфагенян самого храброго слона звали Сур: в бою против римлян он дрался так отчаянно, что потерял один бивень [Plin., NH, VIII, 8]. За свою отвагу слоны получали знаки воинского отличия в виде серебряных украшений [Plin., VIII. 11].

Участие слонов в военных действиях неизбежно было связано с получением животными ранений различной тяжести. Несомненно, что существовали особые врачи, специализировавшиеся на лечении раненых или заболевших животных. Некоторые сведения об этом сохранил для нас Страбон. Согласно ему, «слоны страдают множеством болезней, которые с трудом поддаются лечению. Лекарством против глазной болезни служит промывание глаз молоком; от большинства же других болезней помогает питье черного вина; при ранениях применяют топленое коровье масло (так как оно выводит из тела острые кусочки железа), а нарывы размягчают, прикладывая кусочки свинины» [Strab., XV, 1, 43; пер. Г. А. Стратановского; cf. Arr., Ind., 14, 9].