“Это что еще за бред! — мысленно ругнулся про себя Ихтеолус. — Что я теперь? Рак, что ли, какой-то?!..”

Он помнил, что влетел в солнечный свет и, очевидно, умер. Предшествующие события сливались в единый фон отдельных вспышек, слегка озаряющих его маленькие мозги. Он вдруг представил, как, безногий и полый внутри, он летит навстречу айсбергу, на вершине которого возвышается знакомая, прекрасная женская фигура. Но почему же рак?!.. Может быть, внутри Солнца располагается обширная членистоногая Вселенная?..

Тут к нему подлетели два больших красных рака, шевелящих усами.

— Здравствуй, счастливый брат!.. — проскрипел один рак, прикоснувшись клешней к Ихтеолусовой головогруди. — Мы рады приветствовать тебя на твоем славном пути в раковый рай!.. Твой земной путь закончился, и теперь ты — в сладкой Вечности!

— Кто вы?.. — ошеломленно спросил Ихтеолус, к своему неудовольствию обнаружив, что он издает аналогичное голосовое скрипение.

— Мы гурии! Ты можешь с нами совокупиться! Я Алиса, а это Лариса! Ну?

— Нет уж, спасибо, — попробовал поперхнуться Ихтеолус, — как-то здесь…

— Мы тебя понимаем, брат! — продолжал скрипеть рак, назвавшийся Алисой. — Ничего, мы тебя сейчас доставим в кущу, и там будет все, что ты пожелаешь!

— И вечное тухлое мясо! — радостно скрипнула разместившаяся чуть поодаль Лариса.

— Но я… — с ужасом начал Ихтеолус, — я как-то не понимаю… Объясните…

— Тебе все объяснят, брат! На Земле нет разума, в небесах мы получаем дух. И понимание. Полетели, брат?..

Ихтеолуса одолевали сомнения и отвращение.

— Но… Но почему я?! Это… Это ошибка! Как меня зовут?..

Рак Лариса изобразил изумление на своем вытянутом вперед клювистом рыльце.

— Тебя зовут Ихтеолус. Разве не так?

“Черт, черт, — подумал Ихтеолус, — действительно, правильно, в первый раз за всю эту мутотень, в которой я оказался и ничего не помню, меня назвали моим именем. Очевидно, я наконец попал в свой настоящий мир, к сожалению. Но какого же хрена я вообще куда-то должен попадать! Какого фига я вообще должен быть!.. Я, между прочим, не давал на это никакого своего согласия!”

— Ты прав, брат, ты наконец попал в свой настоящий мир! А согласие ты давать и не мог, поскольку был неразумен, туп и примитивен. Но теперь…

— Вы что, мысли можете читать!.. — чуть не взорвался от гнева Ихтеолус.

— Конечно, брат. И ты сможешь. Ты у себя дома, брат. В Вечности. Ты заслужил это, брат. И тебя ждет вечное тухлое мясо! И сколько угодно гурий, еще красивей, чем мы! — восторженно выскрипела Алиса. — Полетели, брат! — добавила Алиса, шевеля правым усом. — Ты много страдал, много пережил, но теперь все позади! Счастье наступило! Вечное счастье! Брат, ты среди своих! Ты у себя! Вперед!

— Ладно, — обреченно смирился Ихтеолус, — полетели в раковый рай.

— Ура! — громко скрипнули Алиса и Лариса, подхватили Ихтеолуса за клешни и быстро помчались с ним вперед с бешеной скоростью, так что звезды вокруг вновь разрушили свои статичные узоры, преображаясь в пронзающий яркими молниями все пространство ослепительный алмазный дождь.

“Ну, попал!” — в полном отчаянье сказал про себя Ихтеолус и попытался отдаться, раз уж так получилось, увлекающим его в Неведомое, нежным, розовым клешням. И заснуть.

Но мир был здесь, и ничто не пропало, сгинув во внешней темноте.

— Не спи, брат! — щелкнула его в бок Лариса лапкой. — Посмотри, как прекрасно все вокруг! В своем пруду ты никогда этого не видел!

“В каком еще пруду… — вяло вымыслил Ихтеолус, смиряясь. — Я вообще ничего не помню! Но что же делать… Я ведь действительно Ихтеолус! Действительно… Значит, все это — правда. Значит, придется все это принять. Может быть, это не так уж и плохо — быть раком в раковом раю?..”

— Это самое лучшее, брат! — радужно скрипнула Алиса.

Ихтеолус тут же в глубоком раздражении остановил поток своих мыслей, вяло текущих внутри маленьких мозгов, и почти что отключился.

Тем временем их полет сквозь мироздание продолжался. Ихтеолус сонно трепыхался в гурьих, раковых клешнях, а радостные Алиса и Лариса, цепко держащие его обмякшее тело, уверенно летели все дальше, в глубь Вселенной.

Наконец они остановились перед зияющей дырой, которая словно была еще чернее окружающей их черноты.

— Проснись, брат! Мы у входа!