Пока в четвертом классе весь наш класс не пригласил к себе Сережа Левицкий. У него был десятый день рождения. А для меня это был первый по-настоящему классный день рождения. Потому что день, когда появился на свет я, мы не отмечали. Потому что эта дата навсегда была омрачена другим событием. Смертью моей матери… Это был самый страшный день в году. Потому что отец всегда напивался, и тогда находиться с ним в одном доме было не просто невыносимо, но и опасно для жизни.

А у Сережи было все… Море игрушек, в которые он больше не играл. Так много крутых шмоток, что он мог меня наряды хоть каждый день. Своя собственная комната, что для меня показалось несказанной роскошью! А не гостиная – тире кухня, в которой мне приходилось спать. И самое главное - добрая мать, которая сама испекла для него огромный торт. Он задул свечи и загадал желание.

А я, прикрыв глаза и не думая о том, что мне нельзя, тоже загадал желание:

«Хочу тоже так жить!».

В конце концов, кто сказал, что мне нельзя? Быть может, в тот день у меня был куда более значительный праздник, чем у Сережи. Может, я до того дня ни разу нормально не веселился. Может, у меня и детства, как такового, не было.

Фраза «хочу жить так же или даже лучше» с тех пор стала моим жизненным кредо. Я больше не обращал внимания на условности. Напролом двигался к своей цели. Я хотел чего-то достичь сам. Понимал, что для этого надо пахать. Потому что мне никто не поможет. Потому что отцу, по сути дела, насрать на то, кем я стану.

Я поменял свое окружение. Стал чаще общаться с Сережей, который на тот момент был моим главным стимулом. Глядя на него, я видел конкретный пример перед собой. Я понимал, к какой жизни мне надо стремиться. К богатой, сытой и счастливой. Через Сережу подружился с еще одним нашим одноклассником – Веней Абрамовым.

Как человек Серый меня всегда подбешивал. Слишком легко ему все всегда давалось. В олимпиадах школьных наравне со мной участвовал, хоть учился он средне и всегда был туповатым. А потом еще призовые места занимал – родители хлопотали. Он был выскочкой, всегда и везде он был первым. Строил из себя центр Вселенной, а на самом деле без денег семейки он был никем. У него всегда был ветер в башке. Но на это никто не обращал внимания. Его «любили», потому что у него были купюры в кошельке.

Когда мы повзрослели, за Сережей всегда девушки ходили толпами. За Веней тоже. А я был их неприметной тенью. Меня часто называли ботаником, потому что я хорошо учился.

А я мечтал стать крутым высокооплачиваемым юристом. Крутым, а не таким как мой отец. Завис в этой сельской нотариальной конторке и топтался на месте уже долгие годы без малейшего прогресса. Хотя, когда-то давно, еще до моего рождения, у него тоже были амбиции, он всегда был умен и мог бы много добиться в этой жизни. Если бы не смерть моей мамы – то самое событие, которое перечеркнуло все в его жизни. И разрушило мою, еще только-только начинающуюся жизнь.

Мне порой казалось, что было бы лучше, если бы отец оставил меня в детдоме. Там я хотя бы понимал бы, почему меня не любят. Потому что я чужой… А тут я был родным, своим, похожим на него как две капли. Но ему на меня было плевать.

Поэтому я знал, что мне не на кого надеяться в этой жизни. Надеяться я могу лишь на себя. Правильно говорят, хочешь красиво жить, умей вертеться. И я вертелся, как мог… Был круглым отличником и как дурак верил, что это мне поможет чего-то добиться.

Ага… Добиться можно только при наличии хорошего стартового капитала. А все остальное поможет тебя только добить. Будешь пахать, как лошадь, в итоге не богатым станешь, а в больничку загремишь.

Благо, мне не пришлось пахать. Мне, наконец, улыбнулась удача. И тогда я понял, что я смогу добиться поставленной еще в детстве цели более простым способом.

Отец, как обычно, часто брал работу на дом. У нас в доме всегда было огромное количество неприкосновенных бумажек, которые меня слабо интересовали. Но в тот день заинтересовал один экземпляр.

Потому что отец носился с ним, как с какой-то несусветной драгоценностью и раз сто за вечер сказал, чтобы я не вздумал к нему прикасаться. А то прикончит на месте. И вообще, чтобы я не вздумал заходить в его кабинет.

Любопытство зашкаливало. Но даже несмотря на то, что в 15 я был уже выше отца на пол головы и при большом желании мог бы за себя постоять, я все еще боялся его до чертиков. Уважения к нему не было, преобладал страх и инстинкт самосохранения.

Но уровень моего любопытства достиг пика, когда я понял, что отец пьян. А он не пил никогда, кроме дня рождения матери. Значит, случилось что-то такое, из-за чего он был крайне расстроен. Но как оказалось, все совсем наоборот – он был рад.

Я тихо пробрался в его кабинет. Долго искать не пришлось. Потому что прямо по центру стола лежал документ, который объяснял сегодняшнее поведение отца. А рядом с ним – опустошенный бокал от виски сорокалетней выдержки, который отцу подарил кто-то из клиентов. Ничего себе… Папа всегда говорил, что бережет его для особого случая.

Бегло прочитал то, что было напечатано крупным шрифтом. Я был подростком, потому не стал вдумчиво вчитываться, почти сразу поняв, что передо мной – неинтересный и сухой текст.

Понял только, что это было завещание. В нем фигурировало имя папы. В случае смерти завещателя он получил бы 1% от его состояния.

«Понятно теперь, почему отец так расстроен. Всего 1%...» - подумал я в тот момент. А после вышел из кабинета от греха подальше. В состоянии опьянения отец может быть особенно агрессивным. И если бы он заметил, что я его ослушался, войдя сюда, мне бы перепало…