Шрифт:
– Нет, мама. Мы разводимся потому, что Вадим меня не любит и у него есть другая девушка. Давай, мы больше не будем возвращаться к этому разговору?
– Что значит… разводитесь?! Ты в своем уме? Подумаешь, загулял! Разве это повод разводиться? Такой перспективный молодой человек! Ты с ним будешь, как у Бога за пазухой.
Я тоже так думала, пока не поняла, какой он человек на самом деле!
– Мам! Да что с тобой такое? Я дочь потеряла! Я жить не хочу. А ты волнуешься о перспективах?
Смогла бы, хлопнула бы за собой дверью. Но резкие движения пока давались мне с трудом, все тело цепенело от боли.
Закрыла дверь на ключ. Не хочу продолжать этот разговор. Нет сил.
Глава 8.
Проснулась от того, что кто-то не переставая нажимал на звонок входной двери. Посмотрела на экран телефона. Спала несколько часов. Да, я много сплю. Во сне восстанавливается не только тело, но и душа. Во сне я, по крайней мере, не думаю о случившемся.
А еще мне часто снится моя девочка. Такой, какой я ее себе представляла, мечтала. Хотя бы так я могу быть с ней.
Разочарованно вздыхаю. Потому что просыпаться не хотелось, чтобы меня опять ломала окружающая действительность.
Я надеялась, что мама дома, и она примет незваного гостя. Но она еще не вернулась. Противная трель не прекращалась, потому мне пришлось самой открыть дверь.
– Алиса, привет. – Вадим без позволения вошел в прихожую, закатив вперед себя большой чемодан. –Я твои вещи привез, чтоб не маячили перед глазами. С чем пришла, с тем и отпускаю.
– Хорошо, - отстраненно ответила.
Еще несколько дней назад я обнимала его, целовала, любила всем сердцем! Считала самым близким и родным человеком, доверяла.
А сейчас смотрю на него и понимаю, что передо мной – совершенно чужой человек. И не чувствую ничего… Совсем. Даже ненавидеть его не могу. Слишком много чести.
– Вадим, - опустила глаза на пол. Сердце обливалось кровью, но я должна была спросить… -Как ты мог? Почему ты отдал ее? Мы должны были ее похоронить. У меня была бы возможность навещать ее.
– Алиса, ну что ты как маленькая? – его укор больно кольнул в самое сердце. –Зачем? Чтобы лишний раз насиловать себя? Заставлять ходить на могилку, потому что так надо? Кому надо? Мне вот нет.
– Как ты можешь так говорить? Лерочка ведь и твой ребенок тоже!
– Лерочка? Нашей Лерочки нет и никогда не было. Это был всего лишь плод внутри тебя, который погиб сразу после рождения. Кстати, хреново выглядишь! И вообще… Хватит об этом столько вздыхать, уже почти неделя прошла.
– Неделя? Вадим, как можно быть таким бессердечным? Разве неделя – это срок?!
– И что? Я должен страдать? Жизнь продолжается! Ненормально ставить на себе крест из-за таких пустяков.
…
…
Я стояла напротив, пытаясь осмыслить сказанное им. Как? Почему? Ненормально быть таким циничным и бесчувственным, как он в этой ситуации.
У этого человека вообще нет эмпатии. Он не умеет сочувствовать, переживать. Похоже, он вообще не умеет чувствовать. Эгоист и моральный урод.
– Вадим, уходи, пожалуйста.
Не хочу его видеть. Нужно быстрее разобраться с разводом и забыть этого человека навсегда.
Теперь я понимаю, почему Венька был против наших отношений. Только я заверила брата, что это все по-настоящему, что мы любим друг друга. А он сдался и не стал мешать моему «счастью». Знала бы я тогда, что никакого счастья нет. Что чувства Вадима ко мне – это всего лишь мираж.
– Подожди, мне надо с твоим отцом потолковать. Он дома?
– Нет. Он на работе.
– Тогда я заберу кое-что из его кабинета. Он для меня оставлял. Ты не против?
– Против, - жизнь меня очень болезненно проучила, показав, что этому человеку нельзя доверять. –Я его наберу, пусть сам мне об этом скажет.
Отец подтвердил слова Вадима. Потому я позволила ему самому подняться в кабинет отца и забрать нужное. Живот снова начинал болеть, а я отложила прием обезболивающего до того момента, как мой пока что муж уйдет. Поэтому я знала, что подняться на второй этаж для меня сейчас будет пыткой.
Вадим спустился через минуту. В руках он держал зеленую папку.
– Это что? – все же решила проверить, чтобы он не забрал то, что ему не принадлежит.
– Документы. Бизнес, есть бизнес, Лисенок, - смаковал, произнося мое детское прозвище. Почему-то безобидное слово теперь звучало очень противно из его уст.