Оресту показалось это противным.

— Ну, флакончик-то совершенно лишнее, — заметил он.

— Как?! Брат приехал, да не вспрыснуть?

— Брат только предлог, чтобы самому выпить; да я и не пью.

— Напрасно: вино хорошее.

— Не по карману.

— Толкуй!.. Надичка, — остановил он жену, — не сердишься?

Надежда Александровна только плечами пожала.

— А если не сердишься — поцелуй! Поцелуй, ангелочек!

Бирюкова с сожалением взглянула на мужа и подставила ему щеку.

— Бархат! — воскликнул тот, чмокая жену и прищуриваясь. — Лионский бархат! — Нет, какова у меня женочка? — обратился он к Осокину, глядя вслед уходившей Надежде Александровне. — Редкость!

— Которой вы не стоите! — дополнил Орест.

— Знаю, милейший, досконально знаю!

— А знаете — так сделайтесь хоть человеком!

— А что ж я по твоему: борзой кобель, что ли?

— У вас все шутки, а Наде не до шуток!

— Да что ж я такое делаю?.. Силы небесные! Кажется, жена не может пожаловаться на то, что я стесняю ее, делаю ей сцены…

— А ваши кутежи, карты, любовницы?

— С-с! — испуганно перебил его Бирюков, взглядывая на дверь. — Эк ведь ты орешь!

Молодой человек усмехнулся.

— Вы, пожалуй, воображаете, что сестра ничего не знает?

— Разве ты насплетничал, а то конечно нет.

— Глупости вы говорите, — вспыхнув, возразил Осокин. — Стану я такою мерзостью заниматься!

— Продолжай… я не обидчив! — добродушно заметил Владимир Константинович.

— Взгляните на Надю: разве от хорошей жизни худеют?.. От душевного спокойствия бледнеют?… Неужели вы не видите, что ее гложет…

— Червь? — перебил шурина Бирюков. — А знаешь что: и меня ведь он гложет… «О мой недремлющий брегет, звони, звони скорей обед!» — расхохотался он.

Ореста смех этот даже передернул всего; он отвернулся и стал глядеть в окно.

— Ты только, пожалуйста, — после небольшой паузы, заговорил Владимир Константинович, — не вздумай смущать жену своими разглагольствованиями.

Осокин молчал.

— Баба всегда не прочь, — продолжал Бирюков, — прикинуться несчастной — волю только ей дай.

— Наде прикидываться нечего, — с сердцем возразил Орест. — Немного она счастья видит!

Бирюков пожал плечами, засунул руки в карманы и, гуляя по комнате, стал насвистывать какой-то марш.

Прошло несколько минут. Подали закуску.

— Ну-ка, Остя, хватим! — как ни в чем не бывало, пригласил шурина Владимир Константинович, наливая две огромнейшие рюмки водки. — Полно дуться!

Молодой человек молча подошел к столу, отлил из своей порции половину, выпил и закусил.

— А русачка? Сам третьего дня затравил… Попробуй.

Осокин отказался.

— Если б ты видел, — вдруг воодушевился Бирюков, — как Стеллька его поймала — восторг! Представь себе: подозрили[34] мы его в кочках… в верестнячке увалился[35]… Евлашка первый подал голос. Подъезжаю: материще лежит… лбина как у барана и уже чалый. Взбудил[36] я его: вскочил каналья и ну чесать! Вижу, зверь бывалый: с лёжки задней пазанкой[37] дрыгнул и ухо заложил — жди значит потехи… Выпустил я его в меру (терпеть не могу, как кошек, давить!), а собаки так и рвутся на своре; Карай так тот уж скулить начал. Наконец улюлюкнул… Веришь ли: Стеллька — ну что она на вид… сучонка дрянненькая, пальцем перешибить можно, как принялась доспевать[38], так вот всю внутренность мне и подворотила: золото, а не собака! Не прошло и трех минут, а подлец уж и верещит: «увя, увя»… В одиночку взяла!

Владимир Константинович, по этому случаю, хлопнул третью рюмку.

— Вот на днях, — продолжал он, прожевывая бутерброд, — покажу я тебе псарню — теперь она еще не совсем в порядке — что за закутки! Кухня какая!.. Уж получше, чем у Поземова… Пятьсот рублей ухлопал, а еще экономически строил.

Орест, не слушая зятя, отыскал свою шляпу и шел было в соседнюю комнату.

— Куда? — остановил его тот.

— С сестрой проститься.

— Да разве ты не у нас обедаешь?

— Нет.

— Что так? Все еще горчица в нос?

— Некогда.

— Ну полно, посиди… жена сейчас выйдет.

Осокин сел.

— Послушай-ка, — вполголоса сказал ему Бирюков, похлопывая его по ляжке, — ты будешь сегодня в клубе?

— Нет.

— Почему?

— Да что там делать?

— Жаль… Ну так вот что: скажи Наде, что ты звал меня сегодня в клуб, — ведь это тебе ничего не стоит…

— Солгать-то?

— Да тише ты… что у тебя за глотка право! — Видишь ли: мне надо… — но разговор был прерван приходом Надежды Александровны.