Я крутил в руках газету «Труд». Такой раритет! Правда, выглядит она, как свежая.

Прочитал дату: Вторник, 9 февраля 1971 год.

Да ладно!

Ещё раз перечитал: 1971 год.

Ну, так-то всё становится на свои места.

Вспомнив, зачем сюда пришёл, занялся делом. Потом дёрнул за клизму, из бачка наверху слилась вода. Толчок по уши зарос коричневым мочевым камнем. Он-то и воняет. Вот, жили!..

Надо идти. Я вышел в коридор и побрел дальше. Моё шарканье гулко отдавалось под сводами высокого потолка. В холле никого не было. Тускло горела только дежурная лампочка над входной дверью. Проходя мимо окна я заметил милицейский уазик у крыльца больницы. Значит, старший сержант был ещё где-то здесь.

Свет был только в приемном, я направился туда. До уровня моего роста стёкла в двери были закрашены белой краской. За дверью слышалось какое-то похрюкивание и позвякивание. Я постучался.

В приемном резко всё затихло. Я постоял немного и постучался ещё раз. Вдруг дверь резко распахнулась, и передо мной оказался старший сержант Ефремов.

– Тьфу! Это ты! Жертва аборта! Напугал! – гаркнул он, залепил мне увесистый подзатыльник и пошёл обратно к столу, за которым сидел доктор Юрий Васильевич.

Что я сделал-то?! Может, они бухали тут? Но я не заметил ничего подозрительного. На девственно чистом столе перед доктором стоял только металлический штатив с двумя рядами пробирок.

– Чего тебе? – раздраженно спросил меня доктор.

Я замялся, не знал, что сейчас курят, сигареты или папиросы. Но вспомнил, как в палате говорили «курево».

– Меня Николаев прислал. Он просил узнать, нет ли у вас с собой курева. А то он своё утопил.

– Есть, – сказал Вениаминович. – Иди в машине возьми, в дверце.

И он сел за стол, не обращая больше на меня никакого внимания. Они с доктором взяли по пробирке со штатива, чокнулись ими и залпом выпили. Доктор сделал такое лицо!.. Всё понятно. Занюхав рукавом, он посмотрел на меня, так и стоящего в дверях.

– Ну, что тебе ещё? – спросил он.

– А ключи?

– Какие?

– От машины.

– Иди отсюда! – погнал меня старший сержант. – Ключи ему.

Я вернулся в холл. Ничего не понимая, направился к выходу на улицу. Дверь была заперта на засов. Я отодвинул его и вышел на крыльцо. Стояла тихая морозная ночь. Редкие тусклые фонари освещали только небольшое пространство вокруг себя, выхватывая из темноты частные дома. Картина эта напомнила мне онлайн-открытки с похожими сюжетами: вечер, уютный деревенский домик в снегу, свет в окошке, дымок из трубы и надпись «Позвоните родителям!».

Стоя в пижаме на голое тело и в тапках без задников на босу ногу я моментально замёрз. Торопливо подошёл, стараясь не потерять тапки, к милицейскому уазику и дёрнул водительскую дверь. Она открылась. Ефремов не запер машину.

Я пошарил в дверце и вытащил начатую красную пачку сигарет «Прима». С детства таких не видел. Забыл уже, что и были они раньше.

Я открыл пачку, понюхал, вытащил одну сигарету, она была без фильтра. И не похоже, что этой пачке 100 лет в обед. Она выглядела как новая. В голове снова мелькнула мысль, что так и умом тронуться можно. Отбросил эту мысль в сторону, напомнив себе, что решил расслабиться и посмотреть за развитием событий.

Держа в руке заветную пачку Примы, я захлопнул дверь машины и поспешил в больницу. Чуть не забыл запереть засов. Шаркая тапками вернулся к приёмному и постучал в дверь.

– Ивлев! Твою мать! Ты штоль опять? – услышал я дикий рык Ефремова. – Хорош стучаться!

– Я там Приму начатую нашёл и всё, – доложил я, заглянув одной головой в приёмный.

– А что ты там ещё хотел найти? – хохотнул доктор. – Табачный киоск?

Они оба заржали. Алкаши.

Я вернулся к себе в Хирургию. Свет в палате остался только дежурный: тусклая лампочка над дверью. На стуле у моей койки лежало тонкое шерстяное одеяло и маленькое вафельное полотенце. Иван уже был укрыт и, похоже, спал. Зато дедок Митрич ждал меня.

– Ну, что? – спросил он меня.

– Есть полпачки Примы.

– Давай!

– Не дам.

– Чего?!

– Это не моё. Это Ивану передали. Вот проснется и сам даст.

– Дай ему сигарету, – вдруг сказал Иван.

Он еще не заснул, оказывается.

Я послушно подошёл к деду и протянул ему пачку. Дед вытащил три сигареты и вернул пачку мне, а я передал её Ивану.

– Хорошо, что ты успел догнать Вениаминыча, – проговорил он, вытаскивая одну сигарету.

– Да они с доктором бухают в приемном, – возразил я.

– Они могут, – блаженно улыбаясь, сказал Митрич, прикуривая сигарету.

– Ты что, старый! Здесь курить будешь? – не выдержал я.

– А кто мне запретит? Ты штоль? – беззлобно ответил Митрич, выпуская струю дыма.

– Кинь спички, – попросил Иван деда. Митрич кинул коробок ему на одеяло, Иван кивком попросил меня прикурить.

– Вы что все здесь, с дуба рухнули? – растерянно спросил я их. – Вы что в палате курите?

– А где нам курить? – не понял Иван.

– Блин. Ну, на улице, – предложил я.