Закричали в визг чайки, они кучились под колокольней на камнях. Хлестал дождь.

— Крюки, весла разобрать!.. — скомандовал Гриша. Он тянул скользкое тяжелое весло. Кто-то тяжелый толкнул его, пробегая на нос, и перо весла прошло у него по спине. Он выкрутил весло из-под кучи парусов, развернул и загнал рукояткой в воду.

— Пошло!.. Пошло!.. — кричали они разом.

Весло уходило в мякоть дна, как в кисель.

«Весту» бросало, они скатывались между банок, не выпускали весла.

— Пошла! Пошла!..

Орали люди и кричали чайки, пронзительно, зло.

— Судно!.. Ребята, судно!

Мотали головами, смахивали воду. Вгоняя весла и багры в воду, выворачивали головы, глядя вслед валам, убегающим за колокольню. Там помаргивал и исчезал зеленый огонек. Шли на их ракеты?

— Разом толкаемся! — Гриша с крюком пробежал на нос и втиснулся между ними. — Взялись! Леня, заводи запасной стаксель! Отвечаешь!

Сколько времени они так бились? Судно помаячило и ушло — несомненно, они видели ракеты, но мель не дала подойти, и, несомненно, в той стороне берег, суда прячутся за мысами и островами.

Засветилась молния. Белобрюхие, клубами тучи, лодчонка среди бесконечных валов, и красный огонь створа в залитых развалинах церкви.

Гриша с веслом на носу, и Эрнст, он бился со стакселем, закричали:

— Начали!

— Все за борт! — хрипел Гриша. Ухватился за планшир, прыгнул.

«Весту» подбросило, прошедшее под днищем подножие волны накрыло Гришу. Погружаясь в ил по колено, он плечом, руками упирался в днище яла.

— Пошла! Пошла! — хрипло орал он, выныривая. — Пошла, пошла!

Стаксель облепил Леню, вдруг вырвался, захлопал и наполнился ветром.

— Налево!.. Стаксель! — кричали из-под лодки, а Гриша — он вернулся на борт, висел на ванте, раскачивал «Весту» — оттолкнул Леню и хрипел:

— Бери левый шкот!.. Левый!

Они изнемогали, обреченно хрипели, казалось, бултыхаться им под шлюпом, пока его не перевернет, как вдруг Саша обнаружил, что борт уходит от него. Он ухватился за борт, волна подкинула его, так что он упал в шлюп лицом к небу. Долгая молния рванула низом за колокольней. Свет полыхнул из окон, на сводах взметнулись лохмотья кустов.

Хлюпало у Саши под штормовкой и в штанах, хлюпало и плескалось в шлюпе, будто в него опорожнили сеть, рыба елозит на брюхе и хлещет хвостами; с хлюпаньем, с пузырями лил дождь. Правую, сломанную в отрочестве ногу свело от холода. Он снял болтавшийся на шейной лямке спасательный пояс, прикрыл ноги.

Что-то непонятное, матерчатое возвышалось над бортом. Уж не мой ли рюкзак, подумал он и протянул руку. Непонятное оказалось Додиком. Нижняя его половина висела за бортом.

Его длинная, до пят шинель вобрала столько воды, что у него не нашлось сил перевалиться за борт. Додика втащили, из него полило, как из трубы.

— Где Иваныч?..

— Юрка!..

Гриша вслух пересчитал. Одиннадцать!

Вскочили, заглядывали друг другу в лица. Разбрасывали черные узлы, комищи. Может, где лежит, с сердцем плохо?

Повернули, искали церковь. Понимали, смяло Юрия Ивановича, как подныривали под шлюп. Или там сердце прихватило. Упирался, комарик, из последних сил, сердце прихватило, и захлебнулся.

Холодный ветер с влагой одежд уносил остатки тепла. Светало, шторм стихал, волны били в правый борт. Шли галсами, стаксель после переброски не сразу брал ветер, лениво плескался. Церковь будто погрузилась. Ни черты, ни движения на сумеречной водной равнине.

— Буй, — сказал уныло Додик, — левее, видите? Левее…

— Топляк торчит, — поправил его Эрнст чуть погодя.

Гриша отнял у него бинокль. Черная точечка топляка в волнах. Скорее, то было дерево, понял Гриша. Качался торчавший вбок сук.

«Веста» брела неизвестно куда. Дождь утих, теперь бусило.

— Он!.. — сказал Гриша.

Деревянные, оцепенелые от холода, они зашевелились.

Эрнст шагнул с планшира в воду и упал, переломившись.

Вскакивали на шумный всплеск.

Саша подхватил багор, пробежал по планширу. Там теснились, тянули руки Эрнсту. Саша нацелился крюком багра. Эрнста догнала, накрыла волна. Сашу обхватили за пояс, он потянулся. Подходила другая волна, он успел поймать Эрнста за капюшон. Тот дергался, выброшенной рукой показывал вперед и вверх.

Там, куда показывал Эрнст, метрах в семи от медленно, боком плывущей «Весты» стоял Юрий Иванович. Прокатив, волна обнажала налипшую рубаху. Затем валики засученных штанин и худые икры.

От холода Саша спал сидя. Сквозь сон он слышал разговор о каких-то огнях, затем о самоходках.