Эрен сжал кулаки и зажмурился. Милене страстно хотелось подойти. Обнять его. Как-то утешить и внушить, он ни в чём не виноват. Тем более, она искренне считала: всему виной эта адская смесь, что вогнали ему в кровь.

— Послушай, — обратилась она к нему, — ты был не в себе и не твоя в том вина. Задумайся хотя бы о том, что любой человек, даже самая добрейшая душа, может стать натуральным маньяком, отними у него его моральные ценности. Сделай его таким же, каким сыворотка сделала тебя: вижу цель — не вижу препятствий. Внутри каждого из нас живут разные демоны, и некоторые всю жизнь проживают, не познакомившись с ними толком, потому что принципы сдерживают их. А ты, Эрен, самый добрый и ответственный парень из всех, кого я знаю.

Медленно приблизившись, Милена всё же обняла его со спины. Она почувствовала, как мгновенно закаменели и без того напряжённые мышцы под футболкой, но отступать не собиралась.

— Мне жутко от осознания, какое я равнодушное чудовище где-то внутри, — прошептал Эрен. — И я не понимаю, как ты можешь прикасаться ко мне после всего, что я сделал и наговорил тебе.

— Для меня это был не ты, — отозвалась Милена искренне.

— Милена, прости, — произнёс Эрен, самую малость расслабившись в её объятиях, — но мне сейчас правда нужно побыть одному.

Он мягко расцепил руки Милены на своём животе, после чего прошёл к кровати и накрылся там одеялом, что только макушку было видно. Руки у Милены повисли безвольными плетьми. Снова захотелось плакать. Она всей душой ненавидела сейчас Ивана Юрьевича и всех обитателей этого места за боль Эрена. За его потерю веры в себя и чувство вины, что распространялось от него волнами.

Эрен просил дать побыть ему одному, но она не позволит ему замкнуться в себе и изгрызть себя. Многие люди, когда они разбиты, стремятся к одиночеству, но большинству это идёт только во вред. Милена не даст ему снова оттолкнуть себя и погрузиться в своё отчаяние. Решительно вздохнув, она забралась на кровать и обняла кокон из одеяла. Эрен издал какие-то невнятные звуки протеста, но Милена их проигнорировала.

— Тише, мой хороший, — прошептала она, обнимая крепче и целуя тёмную макушку. — Поспи, Эрен. Когда проснёшься, станет легче.

Ей хотелось назвать его любимым, но слово будто застряло в горле. Прошлый раз он ей не особо поверил или ему было всё равно, и сейчас Милене было слишком страшно снова получить подобный ответ. Даже если Эрен её не любит, она-то может делать это тихо, молча, показывая свои чувства действиями.

* * *

Это была долгая ночь. Эрен лежал, притворяясь спящим, чувствуя объятия Милены через одеяло и думал, думал, думал.

Мысли устроили в голове настоящие побоище. Кружились, сталкивались с друг другом, исчезали и снова возникали. И так по кругу. Он отчаянно пытался примириться с произошедшим. С тем, что внутри, без налёта впитанных с детства догм, он хладнокровное чудовище, которому убить как плюнуть. От такой истины Эрена прошибал холодный пот. Было страшно, что всё может вернуться. Вдруг у сыворотки есть какой побочный отсроченный эффект, и он неожиданно снова станет той озабоченной скотиной?

Хорошо запомнились и чувства, и мысли в те часы. Самым жутким было то, что Эрен был счастлив. Его более чем устраивало, что страхи и сомнения ушли. Были лишь его желания, преобладающими из которых была похоть и жажда свободы. Но если свободы он хотел и сейчас, то похоть… Отрицать влечение к той же Милене глупо. Да и к другим девушкам он испытывал желание, чисто на уровне физиологии, стоило учуять в воздухе выброс феромонов. Но всё-таки сейчас, по-настоящему, душой, Эрен желал лишь Милену. А в тот момент было не столь важно, кто, лишь бы женщина и не больная чем. Это заставляло чувствовать себя животным, и даже хуже. Животные ведь спариваются ради потомства, а он просто <i>хотел</i>.

Сильнее пугало лишь безразличие к чужим жизням. Он хорошо помнил, что после убийства Лейры ему долгое время было не по себе, это при том, что он защищал жизнь Милены и свою собственную. Данные обстоятельства помогли справиться с чувством вины. Сейчас было сложнее. Два человека погибли лишь потому, что оказались у него на пути. Эрен пытался оправдывать себя, что грабитель мог кого-то убить, а бомж и вовсе вряд ли бы долго прожил… Помогало мало.

В таких размышлениях прошли долгие часы. Постепенно пришло мучительное понимание — надо жить дальше. Отпустить и постараться забыть. Он сколько угодно может посыпать голову пеплом, захлёбываться в страхе и чувстве вины, даже ненавидеть себя за случившееся, и при этом ничего не изменится. Всё уже произошло. Надо смириться, иначе и спятить не долго. Кроме того, Эрену было мучительно стыдно перед Миленой. В очередной раз он показал всю глубину своей слабости и ущербности. Не мужчина, а девица нежная, ей-богу! И чего только она в нём нашла?

Приняв решение с утра попытаться жить, будто всё как надо, Эрен смог заснуть. Снилась какая-то неясная муть, что-то очень тревожное. Проснувшись, он вовсе был готов побиться головой о стену. Идиот! Как есть дурак! Знал же, чувствовал — его телу необходимо восстановиться. Жар, пылающий внутри и не имеющий никакого отношения к возбуждению, намекал — сползи с кровати и смени ипостась. Но он со своими моральными терзаниями игнорировал эти позывы. Итог — он перекинулся во сне и сейчас лежал в ворохе местами рваного постельного белья, тесно прижимая к себе Милену. Хорошо хоть шипы и когти втянул на каком-то инстинкте. Это не отменяло того, что он крайне боялся смотреть дальше милого сердцу лица, боясь увидеть повреждения.

Хвостом он оплёл талию Милены, и попытка незаметно убрать его обернулась тем, что она проснулась. Серые глаза распахнулись напротив его собственных, Эрен замер, боясь вдохнуть, не зная, какой ожидать реакции. Испугается спросонья? Или уже настолько сжилась с пониманием, кто он, что сразу всё осознает?

— С добрым утром, — мягко улыбнулась Милена.

Она чуть пошевелилась, а Эрен поспешил убрать все свои конечности и вообще принять человеческий облик. Пусть она, похоже, уже привыкла, ему самому было некомфортно быть перед ней монстром.