Когда я, обессилев, упаду,

Он палкой бьет меня, и я опять иду.

Невыносима, нестерпима боль,

Когда мне в раны попадает соль.

Когда ж реву я с горя, как труба,

Ни бог меня не слышит, ни судьба».

Лиса сказала: «О тебе скорбя,

Найду я хитрый выход для тебя.

Меж городом и копью соляной

Поток, ты знаешь, льется водяной.

Войдешь в поток — и сразу в воду ляг

Как соль растает у тебя в тюках,

Ты из воды тогда легко вставай

И весело до города шагай!»

Верблюд сказал: «Ну, друг, благодарю!

Теперь-то я его перехитрю!»

И в тот же день, тяжелый соляной

Свой груз таща, он стал перед рекой.

Но мысль его погонщик разгадал,

И как же он беднягу наказал?

Горбы его от соли облегчил

И соль кошмой и шерстью заменив.

Такой предвидеть гнусности не мог,

Вошел верблюд в поток и в воду лег,

Но еле встал, не ждал такой беды:

Груз удесятерился от воды.

Едва-едва он брел под зноем дня,

Лисицу ненавистную кляня:

«Кошма и шерсть отягчены водой

И тяжелее клади соляной.

Пусть подлая советчица умрет

И род ее проклятый пропадет!

О, только бы мне дотащить кошму,

Я голову до неба подыму!»

Вина мне, кравчий! Славы, красоты

Лишь те достойны, чьи сердца чисты.

Дай силу мне для покоренья львов

И отведи от западни врагов.

Приди, певец веселый! Чанг настрой

И новую мне громко песню спой!

Мой лев — в вине, на дне златой касы,

Лев этот шкуру обдерет с лисы.

РАССКАЗ О ПРАВДОЛЮБЦЕ, КОТОРЫЙ БЛАГОДАРЯ НЕПРАВОТЕ ЛЖЕЦОВ ОБЪЕЗДИЛ МНОГО СТРАН И ДОКАЗАЛ ПРАВОТУ СВОИХ СЛОВ

Какой-то шах в один из мирных дней

Созвал к себе на пир своих друзей.

И попросил по очереди шах

Их рассказать о разных чудесах,

Чем знаменит тот или этот край.

И, как сладкоречивый попугай,

Один сказал: «Пришлось увидеть мне

Чудовище в арабской стороне,

По виду — как верблюд с одним горбом

И с крыльями, и обросло пером,

Но не летает, ничего на нем

Не возят, а питается огнем.

Как феникс, он, хватая на лету,

Глотает падающую звезду.

Но мигом пламя в глотке птицы той

Становится прохладною водой».

Дослушали рассказчика, потом

Все рассмеялись: «Ты б сидел молчком!

Крылатого верблюда в мире нет

И птиц таких — хоть весь объезди свет, —

Огнем питающихся, не найдешь.

Рассказ твой — просто выдумка и ложь!»

Он клялся им. Они смеялись. Он,

Собранье оглядев, был поражен

Тем, что вот тут — вокруг — друзья сидят

И на него с презрением глядят.

Хоть, как свеча, согнулся от стыда,

Он с места взвился пламенем тогда

И прочь ушел, крутясь, как вихрь степей,

Гонимый вдаль обидою своей.

В Багдад примчался из последних сил

И на базаре страуса купил.

Вернулся он домой лишь через год

И прямо к шаху страуса ведет.

Тем правоту свою он доказал.