Я рассмеялась, как всегда.

— Не кури. Весь дом пропах, — сказал старший Вебер.

Я встала. День родился новый. Уже полчаса, как. Стала одеваться. Телефон. Такси. Я сказала адрес.

— Уходишь?

Вебер взял меня за руку сухими тёплыми пальцами. Не отпускал еще пока.

— Да. Хочу к людям, которым все равно, курю я или нет. Я свободна, Вебер? Или ещё что-то должна? — я высокомерно, с пьяной смелостью глядела в его белое, в огнях города за стеклом, лицо.

— Любимая, останься, — улыбнулся он.

Я захохотала не хуже Маргариты. Ведьма во мне родилась мгновенно:

— Никогда, слышишь, хороший мой, ты не будешь больше управлять мной!

— Тогда в последний раз. На посошок, — в моей собственной манере предложил мужчина.

— Молодец! Понятно теперь, откуда родился твой старший, — рассмеялась я, изрядно уже на кочерге.

Я никуда не ушла. Старший Вебер, наверное, подорвал своё здоровье, чтобы добиться этого.

Я с наслаждением курила, запивая табак черным кофе. Снег шёл за стеклянной стеной на две стороны. Тихий и чистый. Город прикидывался добрым перед главными праздниками. Сегодня католическое Рождество. Тоже неплохая себе дата. Бал.

— Я похожа на Олимпию Мане? — я лежала в известной позе на огромной Венечкиной кровати в стиле Людовика пятнадцатого. Или четырнадцатого? Не помню. Из одежды на мне был надет только сапфировый гарнитур. Колье, серьги, браслет.

— Если только я на служанку, — рассмеялся мой любовник, выглядывая из-за бархатного полога кровати растрепанным старым сатиром.

— Ты перепутал. Так она выглядывает у Тициана, — я перевернулась на живот.

— Какая же ты у меня умница! Я горжусь тобой. Этот гарнитур идёт тебе невозможно. Я сделаю фото?

— Валяй. Не забудь поделиться в Инстаграм, — рассмеялась я, принимая различные непристойные позы перед этим любителем ню. Социальные сети не интересовали его никак.

— Я похвастаюсь в клубе. Ты не против? — он сел рядом, листая фотки. Несколько удалил.

— Как-то уж чересчур смело, — прокомментировал он.

— И эту убери. Слишком видно лицо. А вот эту отправь мне, — я забрала из его неповоротливых пальцев телефон.

Антиквар сфоткал меня в начале вечера, перед самым нашим выходом из дома. В синем платье, гарнитуре и большом палантине из голубой норки. Он позвал меня, и я оглянулась. Почему-то грустная. В проеме двери, как в раме.

— Вот здесь ты точно похожа на Олимпию. Выражением глаз, — он снова стал целовать меня, царапая кожу седой щетиной.

— Вениамин Аркадьевич! Имейте-таки совесть! Доктор не разрешает вам больше одной серии в неделю! Вы угробите себя на этой худой, бледной гойской бляди! — я отбивалась, шутя. Но продолжать не собиралась. Его врач совершенно серьезно просил не позволять этому любвеобильному мужчине больше одной таблетки в неделю.

— Можно я сниму камни? Тяжело и застежка на браслете царапается, — я подставила его рукам свою шею.

— Ты хотела бы иметь такую вещь? — Венечка неспешно снимал с меня украшения и складывал в старинный футляр.

— Нет, — легко призналась я. — Что мне с ней делать? В караоке петь?

Я засмеялась и упала спиной на его грузную фигуру.

Он гладил меня везде. Пора уходить.

— Ну раз сапфиры и бриллианты позапрошлого века тебя не интересуют, держи, — он протянул мне бархатную коробочку.

— Что это? — я не понимала.

Открыла. Широкое, миллиметров семь колечко. Утопленный белый камень. На брюлик похож. Только большой для этого. Таких не дарят. Горный хрусталь, что ли? Маленький размер. Мне точно только на мизинец полезет. Что за фигня?

— Догадайся, — довольно хохотнул Венечка.

Перегнулся через меня, плеснул коньяка в хрусталь на донышко. Выпил сам, потом налил мне, до половины.

— Выпей для просветления.

Я честно глотнула. Закусила лимончиком в сахаре. Вытащила подарок из футляра на свет.

— Серебро?

— Нет. Белое золото. Дальше. Камень?

— Ну не знаю. Для брюлика слишком большой. Хрусталь? — я знала, что всяких там циркониев мой антиквар не признает. Только настоящее.

— Детка, ты плохо обо мне думаешь. Это белый бриллиант чистой воды. Полтора карата.

Он забрал колечко из моих пальцев, надавил. Кольцо распалось на две половинки, соединённые чем-то вроде петли. Из одной половины вылезло тонкое жало, в сантиметр длиной. В другой части странного украшения виделся паз.