— Это в нос? —рассмеялась я. Этот затейник мог придумать и не такое. И точно.

— Это в клитор, звездочка моя. Генитальный пирсинг восемнадцатого века. Оберег, между прочим, от дурных болезней и насильников. Старый козел Гандель предложил его мне, когда я показал ему твою фотографию. Ту, где ты голенькая стоишь в моей ванной в колье из опалов и изумрудов графини Юсуповой. Сказал, что такое сокровище надо правильно украшать. Я сверился с каталогом. Принадлежало любовнице …

— Обалдел! Я должна его носить по назначению? — смеялась я. Камень поймал свет люстры и ослепил меня на миг фиолетовым высверком.

— Да! Мы полетим в Иерусалим в эту субботу. Тебе все сделают в лучшей клинике, я договорился. Заживет все очень быстро. К Новому году сможешь смело показывать его своим молодым, горячим жеребцам. Нравится? — он умильно наклонил полуседую голову к плечу и глядел лукаво.

— Вы ужасный развратник, Вениамин Аркадьевич.

Я поцеловала его в высокий лоб.

— Сколько старый козел Гандель запросил за эту милую вещицу? — мне было интересно узнать, а ему приятно похвастаться.

— Сущие пустяки. Двадцать штук зеленью, — улыбнулся мой любовник.

— На чем сошлись?

— Не уступил, скряга, ни цента.

— Обалдеть! А вдруг потеряется?

— Замок надёжный. За двести лет ни разу не потерялось. Останешься до утра, моя рыбка? Или у тебя ещё есть дела этой ночью? — он смотрел немного заискивающе и грустно.

— Да обещала одному толстому тридцатилетнему члену. Прости, — я нежно поцеловала его мягкие губы.

— Ладно. Беги. В субботу в шесть тридцать в аэропорту. Паспорт не забудь. Сколько я должен тебе за платье? — спросил.

Я сказала.

— Туфли, чулочки-трусики?

Он откуда-то, словно из-под подушки достал широкое портмоне. Обожает наличные деньги. Открыл и с удовольствием смотрел, как я одеваюсь. Я не спешила. Делала все медленно, с расстановкой.

— Туфли у меня были свои, изначально.

Я улыбнулась, пожав плечами. Поправляла грудь в узковатом бюстгальтере-балконе.

— Вот за что так люблю тебя, моя прелесть. За честность. Другая, на твоём месте, загнала бы мне шузы от Маноло Бланика, — усмехнулся Венечка. Его мятежная юность пришлась на эпоху рок-клубов в прежней Империи. Он любил иногда вставить подходящее словцо.

— На дворе конец декабря, а ты бегаешь в этом неприличном пальто? — он глазам отказывался верить. — И без тёплых панталон?

— На мне вообще трусов нет. Ты же видел, — я стояла у двери. Как обычно, такси ждала.

— Где твоя шуба? Соболь? Тебя ограбили? — он не на шутку разволновался.

— Продала. Жизнь заставила. Ничего, куплю другую, — я легкомысленно поцеловала его в большой национальный нос.

Такси пришло.

— Ты бегаешь голая в мороз, а я дарю тебе кольцо в письку! Я — старый дурак! — он на самом деле переживал.

— Ты — лучше всех. Присматривай за моим камешком. Я уже о нем мечтаю. Встретимся в субботу.

В машине было накурено.

— Можно закурить? — спросила вежливо у шофёра.

— Задние не курят, — ответил он.

Посмотрел в зеркало на меня. Улыбнулся:

— Ладно, кури. Только на ходу и в пепельницу. Куда едем? По адресу?

В телефоне я забила адрес Миши. Хотелось, однако, другого. С внуком генерала я всегда успею.

— Сейчас узнаю.

Набрала номер Пашки-полковника.

— Слушаю, — за его твердым голосом слышались голоса и музыка. Вечеринка.

— Ты звонил, любимый, — откликнулась так, будто звонок его был час назад.

— Ляля! Ты? Нашла для меня минутку? — он ухмылялся довольно.

— Да. Твои богатырские размеры снятся мне по ночам, — засмеялась я. Шофёр коротко глянул в зеркало. Я подмигнула.

— Дашь бесплатно? — хохотнул Пашка.

— Деньги — всегда деньги, — ответила я честно.

Для шофёра заодно. Что бы глупости не думал.

— Я готов, — он назвал адрес.

Известный французский ресторан в старом Центре. Дорого и невкусно. Закрытая вечеринка. Пашка ждал меня у входа. В синем модном костюме. Его крепкая немаленькая задница оттопыривала фалды узкого пиджака. Он выхватил меня из такси, поднял вверх к лицу. Целовал жадно, слегка пьяно. Я с удовольствием сжала ладонью его каменную попу.

— Не делай так, красавица. Штаны треснут, — проговорил он мне в шею.