Шрифт:
— Где ты была? — спросил он, когда первая волна нашей общей похоти отступила.
Я пожала плечами. Типа: какая разница теперь.
— Я искал тебя.
Я снова пожала плечами. То же самое: какая, нафиг, разница.
— Я женюсь, — да ну и что? Мне не хотелось разговаривать. Я хотела другого. Стала целовать его снова, опускаясь все ниже.
— Почему ты молчишь? — он с усилием поднял моё лицо от своего паха. В глаза смотреть желал.
— Вебер, не порти мне удовольствие. Я хочу тебя. Потом поговорим. Расслабься, — я добралась до главного, наконец. Как же я скучала, оказывается.
— Ляля, — позвал он. Я курила в приоткрытое окно. Чтобы не возмущался. Тому, как противно воняет мой житан.
— Да, любимый, — я выкинула окурок на улицу и ушла в ванную.
— Тебе хорошо со мной? — он вошёл в свет ванной. Голый, не успокоенный.
— Да. Мне всегда нравился секс с тобой. Даже, когда ты был груб, — честно призналась я, вставая с биде. Подошла к нему, прижалась влажной, прохладной кожей. Поцеловала в грудь.
— Пойдём, продолжим? — я взяла его за руку, потянула обратно в постель.
— Я женюсь, — снова завёл он старую песню.
— Ты говорил уже. Поздравляю.
— Тебе все равно? — он оторвал меня от себя. Я вздохнула и села.
— Нет. Мне жаль. Себя. Но ведь ты сам так решил. Значит, тебе это нужно. Я не гожусь на роль не то, что жены, даже подруги. Давай лучше трахаться. Это здорово получается у тебя со мной. После свадьбы ведь не захочешь. Побоишься. Ты вообще большой трус. Хоть и герой. Давай сделаем любовь на посошок. Ещё есть время до рассвета, — я расправила его руки, легла сверху.
— Я так люблю тебя. Что же мне делать? — он целовал меня невозможно нежно.
— Я люблю тебя, Вебер. Только зачем нам это? Любовь — не повод для брака, — ухмылялась я.
— Повтори, — велел он севшим голосом.
— Нет. Забудь. Я не верю в любовь, — я нашла его губы, и он перестал, наконец, разговаривать.
Сбежала только с третьей попытки, когда он отключился окончательно и разжал руки.
ГЛАВА 32. Венечка
— Ляля, душа моя! Я мечтаю тебя увидеть. Ты пропустила столько понедельников. Носилась галопом по Европам? — гулко улыбался антиквар.
— Я соскучилась. Сейчас приеду! — радостно откликнулась я.
После свидания с Вебером на душе было муторно. И удрала, не попрощавшись. Словно не доделанное дело осталось и тянуло к нему назад холодной тоской. Из всех знакомых мне мужчин Вениамин Аркадьевич лучше всего годился на роль жилетки. Высмеет, пожалеет, снова высмеет. Красота!
— Ну расскажи мне, как дела, моя радость?
Венечка сидел в старинном чиппендейловском кресле, наверняка подлинном. Растрёпанный, в длинной белой рубахе до пят, в бархатном вышитом халате. Гладил мои пальчики на левой ножке, улыбался своему подарку в известном месте. Я отобрала ногу, села удобнее к накрытому столу.
— Болталась по Южной Америке эскортом с одной приятной шведкой. Она писательница. Я не читаю книжек. Было весело.
— Горячих латинских парней она тебе позволяла? — ухмыльнулся антиквар. Пересел ко мне ближе на постель.
— Ну не слишком часто. Она же понимала, что я все равно не устою при виде крепкой шоколадной задницы, — засмеялась я. Вылила остатки шампанского в бокал. — Зато я неплохо наблатыкалась в испанском. Через пару месяцев зовёт повторить наше путешествие. Венечка!
Я попыталась отобрать у него новую таблетку для любви. Он неожиданно сильной рукой остановил меня. Проглотил и запил шампанским.
— Тебе же нельзя столько, — пихнула я его в волосатую седую грудь. Он поймал мою руку, поцеловал.
— У нас столько прогулов накопилось, — прогудел своим красивым голосом мне в шею.
— Почему ты живёшь один? Хоть бы экономку завёл или камердинера, — я, по обыкновению, курила на кухне, хотя Венечка позволял мне это вредное занятие везде. Он сам только три года, как бросил. Нюхал мой житан с удовольствием.
— Не попадается никто. С тех пор, как умерла мама, некому стало ухаживать за мной. Переезжай, будешь моей мамой, — он похлопал меня по голой попе. Накинул на плечи тонкий розовый пеньюар.
— Ого! Это мне? — я запахнулась в море мелких и крупных кружев.
— Какой век? — я покружилась на месте, расправляя складки.
— Твои любимые ДГ, — он с удовольствием принимал благодарные поцелуи. — Так как насчёт того, чтобы побыть моей мамой?
— Сколько времени?
— Три-четыре месяца. Как повезёт, — улыбнулся Венечка, усаживая меня к себе на колени.
— Это будет тебе дорого стоить, — я взяла из вазы на столе яблоко и стала грызть.
— О! Я не сомневаюсь! — он забрал яблоко, почистил, стал отрезать дольки и кормить меня с рук.