Через плетень Семён увидел возле Кашкарихиного дома неясные фигуры, различил только Аникея Елизарова, который недавно уволился из МТС и поступил вдруг в милиционеры. Елизаров был в шинели, в фуражке и, кажется, с наганом в руке.

— Не лапай, ты! — хрипло крикнул Макар. — Не толкай! Я и так в железках…

— Не орать у меня! — пригрозил Елизаров. — Иди, иди!

— За что, сволочи?! Ответите…

— Иди! За автолавку. Нашёл я её, милок, в Громотушкиных кустах… Жаль, что обчистить успели.

— А я при чём? Я не мог автолавку украсть. Я машину водить даже не умею.

— Там расскажешь при чём. И куда товар дели. Ступай.

И фигуры двинулись, исчезли за углом.

— С автолавкой-то они ловко… Знаешь, они как? — быстро заговорил Инютин. — Макар Витьку заставил. «Иди, говорит, к сторожу, скажи, что в машине шебаршит что-то». Витька не хотел, а Макар ему в рыло. «Ступай» — говорит… А сами за машиной притаились.

— Кто — сами?

— Не знаю. Витька говорит, Макар и незнакомый ещё какой-то парень. Ну, сторож подошёл к машине, а они его ка-ак по голове! Макар сторожа за палатку поволок, а тот, другой, отомкнул дверцу, залез в кабину и погнал машину. У них, у гадов, все машинные ключи есть.

— Постой, а ты откуда всё знаешь?

— Дык Витька рассказал. Когда Макар поволок сторожа, Витька побежал в темноту. Весь день в Громотушкиных кустах дрожал, как заяц. А вчера вечером ко мне пришёл. «Дай, говорит, пожрать». — «А дома, спрашиваю, что?» — «Макара, говорит, боюсь». Ну, слово за слово, я выпытал. Витька и сейчас у меня спит. Мать на заводе в ночную смену сегодня — она ведь тоже по трудповинности работает, — мы одни с Веркой дома да Витька…

— А Верка знает про всё это?

— Не-е… Зачем ей говорить? Баба, выдаст ещё Витьку… Ты сам-то, гляди, не проговорись. Макара забрали — это правильно. А Витька — он не виноват, он подневольно шёл…

Завтракал Семён молча.

— Макара сейчас арестовали, — сказал он.

Мать промолчала.

— Автолавку, говорят, они с кем-то угнали.

Мать и теперь ничего не ответила.

Семён позавтракал и вышел из дому. Опять ему предстояло весь день возить со станции кирпич, железо, какие-то станки.

Шагая по пустынной ещё улице по направлению не к заводу, а к милиции, он в переулке столкнулся с Елизаровым.

— О-о, Сёмка! Здорово, милок! — воскликнул Елизаров, протянул руку. Но Семён будто не заметил этого. — Понятно. Брезгаешь, что я в милицию подался.

— Нет, не поэтому.

— Ну да, знаем… От войны, мол, Аникуша убегает… А я, между прочим, жизнью ежедневно рискую. Сейчас вот одного бандита брали…

— Макара, что ли? Я видел.

— Ага, родственника твоего, — угрожающе произнёс Елизаров. — А у него, у гада, наган под подушкой. Еле вывернул.

— Про наган-то врёшь. Не такой Макар дурак, чтобы попусту наган под подушкой держать. Из тюрьмы он вышел законно…

— Он — всегда законно. А ты, никак, защищаешь его?

— Нет… Просто говорю, что ты врёшь про наган.

— Ну, это неважно. Главное — застукал я его, кажись. Теперь вынюхать бы, куда товар из автолавки припрятал…

— Нюхай. У брата его, у Витьки, поспрашивай. Может, тот что знает.

— Без тебя соображаем. Должно быть, он и есть тот мальчонка, про которого сторож трендил… Да скрылся куда-то, суразёнок. Ну, я его выловлю!

Семён повернул к заводу.

Через две недели после приезда Антона Савельева котлованы под главные заводские корпуса были вырыты, площадки будущих цехов забетонировали, установили на них станки. И Савельев, и Нечаев, и Хохлов, и Савчук, и все другие специалисты эти две недели безвылазно день и ночь находились на территории завода, руководя установкой и наладкой оборудования. Они, обросшие, грязные, похудевшие, носились из конца в конец, что-то приказывали, объясняли, показывали. Шум тракторов, свистки подъёмных кранов, скрип лебёдок, натужный рёв и сигналы грузовиков день и ночь стояли над Шантарой, и казалось, этот хаос никогда не кончится, в нём нет и никогда не будет организующего, разумного начала.

Но вот на одной площадке заухали, сотрясая землю, паровые кузнечные молоты, на другой загудели протяжно станки, засыпали искрами, на третьей зашипели сварочные агрегаты. И эти благородные звуки притушили, стали утихомиривать разноголосый гул. И тогда начали расти кирпичные стены заводских цехов.

Но росли они медленно, потому что поступление кирпича на завод вдруг прекратилось. В область и Наркомат полетели телеграммы, оттуда ответили, что кирпич для завода в скором времени опять начнёт поступать. А пока люди работали под открытым небом.