Река круто огибала высокий мыс. «Сейчас возьму весло и поверну к дому», — сказал себе Коля. В следующую минуту он пожалел, что не сделал этого раньше.

— Привет рыбакам! — донесся до него сиповатый, простуженный голос.

За мысом, в оранжевой надувной лодке, привязанной к суку полузатопленного сухого дерева, возлежал Колин односельчанин Федор, парень лет девятнадцати. Около правой руки его желтело грубое березовое удилище с толстой мутно-матовой жилкой, отвесно уходившей в воду. И сам Федор, от макушки, на которой метелкой торчали жесткие волосы, до ступней босых ног, положенных на корму надувашки, был груб и толст. Казалось невероятным, что его держит на воде такая утлая посудина.

Коля невесело. свистнул. Молча развернул лодку носом к течению.

—. Ты куда, чудак? — удивился Федор. — Курево есть?

— Ну есть, — сказал Коля нехотя.

— Дай цигарку...

Коля подгреб к оранжевой надувашке. Федор возлежал важный, как Стенька Разин на челне. Коля положил ему на ладонь тонкую папироску-гвоздик.

— Дрянь куришь, — сказал Федор. — Зажги.

Коля зажег и подал Федору спичку. Федор затянулся, выпустил сквозь толстые ноздри две струи дыма.

— Чего сам не закуриваешь?

— Не хочется.

— Как удача?

— Маленько взял.

— А я, брат, соменка захомутал. На лягушонка. Знатный соменок. Кило на два потянет... — Врешь, — сказал Коля.

— Сивый мерин врет. Разуй гляделки...

Федор сунул толстую руку за спину и вытащил из-под себя усатую, с плоской головой рыбину.

— Ничего соменок, — похвалил Коля. — Меняться хочешь?

— А что дашь?

Коля откинул ветошку, показывая улов.

— Ого! — сказал Федор. — Всю отдаешь? Принято единогласно. Я твою рыбу учителке загоню. Барыш пополам. Идет?

— Не надо мне барыша.

— Ну как знаешь, чудило... Только ты домой отвезешь меня на своей лодке. На моей грести трудно. А я еще четвертинку клюнул ради воскресенья. Разморило — страсть...

Назад плыли медленно. За кормой моталась из стороны в сторону оранжевая надувашка. На корме развалился Федор. Рукавом рубахи он стирал с толстых щек испарину, щурился зло на солнце.

— Печет — спасу нет. Чтоб его разорвало, черта рыжего...

— Ты молчи, — сказал Коля тихо. — Сиди и молчи.

Приближались к месту, где Коля ловил рыбу. На косогоре поблескивали окнами избы. Коля глядел туда с тайной надеждой — не мелькнет ли красное платье...

Федор вдруг коротко хохотнул:

— Желаешь, веселое расскажу? Третьего дня приплыл я сюда рыбалить. Загнал надувашку вон в те осоки. Притаился, как мышь в амбаре, таскаю себе мелочишку — пескарей да плоток. И только солнце взошло, смотрю — мчится от деревни Татьянка... Ты ее знаешь, дуреху луноглазую. С ведрами, коромыслом, в красном платье...

— Молчи, — сказал Коля, бледнея. — Сиди и молчи.

— Затвердил, как тот попугай, — молчи. Ты слухай дальше... Ведра она оземь —хлоп, а сама за платье, сымает, значит...

— Молчи! — крикнул Коля.

— И только она в воду, а я пальцы в рот, да ка-а-к свистну! — Федор давился смехом. — А она на берег — скок, да платье в охапку, да как чесанет голой к деревне! А я...

Коля стиснутым до боли кулаком резанул в толстый Федоров подбородок. Посмотрел снизу в ненавистное лицо. Федор изумленно таращил глаза. Коля размахнулся и ударил еще раз.

— Ты что, очумел? — спросил Федор оторопело.

— Садись в свой пузырь и убирайся, покуда цел. Понял?

Коля вскочил на ноги. Его била мелкая дрожь.

— Это ты меня по харе съездил? — Федор, посапывая, потирал тяжелую челюсть. — Ты, пацан, недоросток? Да ты знаешь, что я с тобой сотворю?..

С медвежьей проворностью он ткнул Колю булыжным плечом в колени и одновременно сильно качнул лодку. Коля плюхнулся в воду плашмя, лицом вниз, и, оглушенный, ослепленный, долго не мог вдохнуть воздуха. Когда к нему вернулись. слух и зрение, он увидел Федора, налегавшего на весло, и услышал его сиповатый голос:

— Прогуляйся пешочком по бережку! А соменка возьми. Уговор дороже денег...

Федор приподнялся, ойкнув, швырнул рыбину. Она грузно шмякнулась в дымчатую грязь у кромки воды. Коля выбрался на берег, машинально раскрыл перочинный нож, срезал с лозового куста длинный гибкий прут. Потом подобрал соменка и пучком травы очистил его от липкой слизи.

Коля брел по тропинке, понурив голову. Ему очень хотелось плакать, но он крепился, только морщил нос, пытаясь проглотить жесткий ком, застрявший в горле. Соменок болтался на лозине, пропущенной сквозь жабры. У крайних дворов, в овражке, Коля снял рубашку и расстелил ее на теплом валуне, чтоб просохла. Зеленовато-мраморный соменок валялся рядом. По испачканному грязью усу полз муравей. Соменок было толст и груб, как Федор.