"Не здесь...
– чуть не вслух повторил Федор.
– Да, не там..." Он тяжко вздохнул, поглядел на предрассветное уже небо и полез было за новой сигаретой, когда над Шестоковом неожиданно и визгливо завыла сирена. "Вот оно! Сигнал!" мелькнуло у него в мозгу тревожно и одновременно как-то отрезвляюще, он сунул пачку обратно в карман, вскочил и побежал в центр Шестокова, к казарме...

* * * *

Возле каменного здания бывшего магазина было столпотворение. Солдаты "армии" Лахновского с автоматами в руках, с гранатами на поясе выбегали из казармы, но не строились повзводно, как всегда бывало при тревогах, а в полумраке сбивались, как овцы, в кучи, меж которых сновали взводные командиры. Светя фарами, из переулка вывернулись два грузовика. Две кучи солдат кинулись к ним и, толкая друг друга, сердито переругиваясь и матюкаясь, полезли в кузова.

– Где третий? Где третья машина?!
– зло кричал Лахновский, выбегая из казармы.

– Сейчас Лардугин... сейчас он, - умоляюще произнес один из шоферов, приоткрыв дверцу кабины.
– Не заводится у него... Аккумулятор меняет.

– Расстреляю подлеца!
– затрясся Лахновский.

– Да вон, едет!
– крикнул шофер.

Третья машина, мотая на рытвинах снопами света, бьющего из фар, неслась к казарме.

– Все равно расстреляю после боя!
– рявкнул Лахновский прямо в лицо подбежавшему Федору, будто заверяя его в этом.
– Ну! Что? Что?

– Все в порядке, - ответил Федор.
– Все тихо.

– Тихо - да! Тихо - да?!
– раздраженно и недоверчиво прокричал Лахновский, нервно дернул высохшей головой в сторону Валентика, сидящего у стенки казармы, где было место для курения, пообещал злорадно: - Будет вам сейчас тихо!

Из-за угла казармы выбежал Майснер, за ним - тощий и какой-то желтый, как старая селедка, начальник немецкого гарнизона Кугель. Лахновский метнулся им навстречу, начал что-то говорить, размахивая руками. Из-за шума работающих моторов, криков солдат слов Лахновского было не разобрать, но было понятно, что Лахновский отдает какое-то приказание - Кугель стоял перед ним вытянувшись. Затем повернулся и побежал назад. Майснер, сняв фуражку, обтирал платком лысину и, будто тоже получив приказание, пошел прочь.

Федор шагнул к казарме, сел рядом с Валентиком, закурил, спичку бросил в бочку с водой.

– Знаете, что на фронте?
– негромко спросил Валентик.

Федор с опаской, даже со страхом относился к этому человеку, недавно появившемуся в Шестокове, вроде бы старому знакомцу Лахновского и Лики Шиповой. Удивило и поразило Федора не это и даже не то, что он, объявившись, начал в открытую пьянствовать и развратничать с Леокадией, нисколько не боясь гнева Бергера. У Федора защемило противно сердце, когда Валентик, узнав, что Лахновский раскроил Шиповой череп тростью, с кривой ухмылкой произнес:

– Зря поторопился. Поручили бы мне с ней заняться - она бы через час у меня как миленькая заговорила и во всем призналась.

Федор никогда не вступал с этим кривоплечим человеком в разговоры и сейчас лишь неопределенно пожал плечами.

– Наше наступление, кажется, задохнулось, не получилось. Русские к Орлу рвутся, - произнес Валентик.

Федору хотелось сказать: "Это и дураку ясно, что к Орлу, а не от Орла" но не осмелился.

– Ничего, отгонят, - промолвил он.

– Да, отгонят...
– несогласно, насмешливо вздохнул Валентик, и Федор, чувствуя провокацию, промолчал.

– Чего же не опровергаешь?
– спросил Валентик жестко.

– Вот что, хороший такой, - повернулся к нему Федор.
– Пошел бы ты в...

И поднялся.

– О-о!
– протянул Валентик даже удовлетворенно, тоже встал, положил тяжелую, как камень, руку ему на плечо, стал давить вниз.

Рука была тяжелой, но Федор чувствовал - несильной. Валентику этому не только не прижать к лавке его, но даже не пошатнуть. И если бы сейчас развернуться и звездануть Валентика в грудь, она бы только хрястнула, сам бы он вмазался в стену и осел по ней на землю, уже мертвый. И желание такое возникло у Федора, но он не сделал этого, покорно сел.

– Откуда же ты родом, Федор Силантьевич?
– спросил Валентик таким тоном, будто ничего и не произошло.

– А оттуда... куда тебя только что послал.

– Грубиян ты, - усмехнулся добродушно Валентик.
– Невоспитанный человек. А я личное дело твое смотрел. Интересное...

Федор повернулся, полоснул его взглядом, но ничего пока не говорил.

– Путал ты, путал там... в своей автобиографии.

– Ничего не путал. Чего там запутанного?

– До войны... не в Шантаре ты жид? Деревня такая есть в Сибири.

В автобиографии, которую Федор составил еще в Пятигорске, давая подписку служить немцам, он ни словом не обмолвился о Шантаре, смешал правду с вымыслом. Зачем он это сделал, Федор ни тогда, ни сейчас объяснить не мог. О последствиях его измены для Анны в случае чего он не беспокоился, о детях даже не подумал. А вот взял да и насочинял черт-те что. Все это Федор помнил. И поэтому сейчас при упоминании Шантары невольно дернулся, вскочил. И только потом понял, что выдал себя с головой.

– Тебе что?
– тяжко выдохнул он.
– Какое дело?