Шрифт:
— Зря, — сказала Артанна, указав на труп и сунула упавший браслет в карман. — Могла дождаться суда. Всё равно нужно выносить приговор Даншу.
— Хотела сделать это сама. Теперь моя семья отмщена, и духи предков успокоятся.
— Фештан, приведи помощь, — попросила Артанна. — Нужно взять под стражу Данша и помочь остальным.
— Конечно.
Парень подтянул пояс и тут же скрючился, издав стон, а затем рухнул на колени, схватившись за бок.
— Фештан! Что такое?
— Всё... Всё в порядке...
— Не в порядке. — айша в момент вскочила на ноги и подбежала к юноше. — Убери руки, посмотрю. Дайте свет! — Она уложила его на пол и аккуратно откинула полу куртки. — Проклятье...
— Что там?
— Ранен. Полоснули чем-то вроде сабли. Порез глубокий. Потерял много крови.
— Чёрт! — выругалась Артанна. — Можешь что-нибудь сделать?
— Попробую. — Айша стянула зубами перчатки и припала холодными пальцами к ране, призывая свой дар.
Феш стремительно бледнел. Артанна поняла, что тогда, в стычке с гвардейцем в коридоре, он солгал. Всё же ранили. А он снова решил погеройствовать. Хуже всего было то, что геройствовал Феш не зря: без его помощи Данша они бы не одолели.
— Не получается. Не могу, — Айша отдёрнула руки, сделала несколько глубоких вдохов, снова прикоснулась к ране и болезненно поморщилась. — Не выходит...
— Ты слаба. Тебе самой досталось, — предположила Артанна. — Давай пока просто перебинтуем и отнесём его промыть рану.
Айша качнула головой.
— Дело не во мне, я чувствую, как сила течёт по моим венам. Но она не работает. И я недавно встречала подобное. — Айша подняла глаза на Артанну. — Поздравляю. Твой племянник — фхетуш.
6.1 Миссолен
В фамильном склепе имения Деватонов хоронили две урны с прахом. Останки Эльтинии по её завещанию поместили в роскошную окованную золотом шкатулку, украшенную россыпью эннийских изумрудов. Даже после смерти герцогиня-мать выбрала достойное обрамление, и её ларец скорее напоминал драгоценную шкатулку с мощами святых и мучеников, какими так гордились иные Святилища и монастыри. И даже здесь, в склепе, Эльтиния перетягивала на себя всё внимание. Она пожелала упокоить свой прах рядом с останками младшего сына, а Демос не стал противиться последней воле. И теперь статуя Ренара обратила застывший навеки и полный сожаления взгляд на постамент с драгоценной шкатулкой.
Второй ларчик — серебряной чеканки, вдвое меньше, чем ларец Эльтинии, разместили в конце коридора фамильной усыпальницы. Украшенный горным хрусталём, аметистами и сердоликами, он тускло мерцал в скупом свечном пламени. Бастардка Лисетты Тьяре и Линдра Деватона, хоть и формально вошла в могущественную семью после смерти, но оставалась незаконнорождённой. И место, где погребли закованную в серебро кучку пепла, явственно это показывало.
— Не вини себя, — проговорил Демос, взяв холодную четырёхпалую ладонь супруги в свою. — Время для девочки было упущено. Ты просто не успела. А мать сама сделала выбор.
— И мы потеряли обеих, — отозвалась Виттория. Голос звучал надтреснуто.
— Уже ничего не изменить. Смерть обратить вспять невозможно.
Он попробовал разглядеть её лицо, скрытое за кружевной траурной вуалью, но слабый свет лишь едва очерчивал прекрасные черты Виттории. Демос знал, что она действительно винила себя в произошедшем, хотя оба понимали, что едва ли успели бы что-то сделать. Девчонка Лисетты оказалась безнадёжно слабой — болезнь слишком быстро одолела слабое тельце, а Эльтиния... Она всегда поступала по-своему. Да и был ли смысл удерживать на земле ту, что давно потеряла жизненную искру и желала лишь спокойной смерти?
— Пойдём, — Демос аккуратно вряд супругу под локоть. — Мёртвым уже всё равно, а вот живые в нас нуждаются. Забот много.
Виттория позволила вывести себя из склепа.
— Меня беспокоит Лисетта, — тихо проговорила она, поднимаясь по высоким ступеням. Демос помог ей придержать многослойные тёмные юбки траурного наряда.
— Что с ней?
— Она ведёт себя странно. Я всерьёз переживаю за её рассудок.
Демос ласково погладил ладонь супруги.
— На её долю выпало самое страшное испытание матери — утрата дитя, — рассудил он. — Разумеется, она какое-то время будет не в себе.
— Я видела многих матерей в горе, Демос. Но Лисетта с каждым днём словно всё больше отрывается от реальности. Словно больше не хочет её принимать. Когда погиб Ренар, твоя мать тоже надолго впала в уныние, но она всегда сохраняла здравый и ясный ум. Но Лисетта... С ней творится что-то не то. Боюсь, господь отнял у неё разум.
— Значит, ей не место среди фрейлин Изары, — не зная, что ответить жене, Демос принялся рассуждать прагматично. — Императрица и без того слишком чувствительна. Пожалуй, пока что стоит оградить её от общения с товаркой.