— У тебя прям как в том еврейском анекдоте: «Сара, когда один из нас умрёт, я перееду в Израиль». Мама, у отца крепкое здоровье, я очень надеюсь, что он сам вырастит своих детей.

— Не кипятись. Яр, я знаю, насколько ты его любишь. Ты его идеализируешь. А он тебе вот эту халупу купил, как избавился прямо. И мне твердит, что у тебя свой путь. Конечно, ему так удобней, ты не мешаешь, на Дашку не заглядываешься.

— Оставь отца! Я уже слышал все твои инсинуации на эту тему. Так ты и Диму не любила?

— Я родила ему сына, наследника. О чём ещё он должен был мечтать? Какая разница, кого я любила? Ярик, я хорошая жена и замечательная мать. Вон двух сыновей каких вырастила. Кто может мне слово плохое сказать? Я тебе желаю добра, пойми ты это. Лера для тебя хорошая партия.

Яр усмехнулся. Это ж надо такое заявить. Это она хорошая мать? И она вырастила двух сыновей, выходит, и его тоже? И ведь ни тени сомнения в словах матери он не заметил. Она уверена в том, что говорит. А Лера во даёт-то! Объяснились же, все точки над «i» поставлены, так нет — и к отцу, и к матери заявилась. Зачем Ярослав так ей нужен? Планы у неё на него. Не чувства, а планы! Или мать так всё переиначила, может, Лерка всё-таки о чувствах говорила?

— Мам, почему ты считаешь, что Лера мой человек? Ты ведь не знаешь её.

— Иногда, чтобы понять, кто что собой представляет, много времени и не нужно. У меня за спиной жизнь и опыт общения с людьми. Да я любого человека после нескольких слов насквозь вижу. Лера сильная, целеустремлённая и цельная личность. Тебе, как ведомому и более слабому, такая женщина и нужна. Она будет тебя держать в руках и не позволять делать глупости типа усыновления ребёнка первой встреченной шлюхи.

Ярослав расстроился, почему-то он очень надеялся на то, что сможет уговорить мать, и будет возможность усыновить Андрейку без отказа Марины. Та записка, в которой она дарила ему ребёнка, хранилась среди документов, и он рассчитывал… Но ему все и везде, во всех инстанциях, говорили, что ему это не нужно. Почему — он не понимал. По сути, он дал жизнь ребёнку. Не мать его, а он, потому что не дал убить. Яр ещё раз решил попросить мать.

— Значит, ты мне с усыновлением не поможешь? Неужели так трудно? Для тебя это один звонок.

— Глупость! Самая большая глупость из всех, что я от тебя слышала. — Она стукнула кулаком по столу и повысила голос. — Я запрещаю тебе даже думать об этом! Надеюсь, ты меня понял! — Отвернулась, оглядела комнату и увидела спящего на диване кота. На её красивом и холодном лице читалось сначала изумление, а потом брезгливость. — Мне кажется или там кошка?

— Не кажется, это мой кот Людовик, — со злостью ответил Ярослав. — И это не обсуждается. Так всё-таки, что хочет Лера? Какие планы я ей разрушил?

Мать вздохнула, но перечить не стала.

— Она любит тебя. И потом, ей уже двадцать пять лет. Для женщины это достаточно много. Ей необходимы стабильность, семья, положение. А ты поматросил и бросил. Два года её жизни прошли впустую.

— Я ей предлагал ехать со мной сюда, она отказалась. Честно, я не вижу смысла в её движухе то к тебе, то к отцу. Что она хочет? Чтобы я вернулся в Москву?

— Здравая мысль.

— Я не вернусь. И потом, мы с ней всё обсудили.

— Сын, ты с ней спал. Сколько времени — год, два, больше?

— Мама, я, по-твоему, должен быть девственником в двадцать четыре? И если уж так откровенно — спрос рождает предложение. Ты приехала похлопотать за Леру? Миссия провалилась.

— Знаешь, сын, я передумала, я не останусь у тебя до завтра. Проводи нас на вокзал.

— Хорошо, сейчас вызову такси.

Они опять молчали всю дорогу до станции. Подсолнечная встретила тучами. На душе у Яра тоже было паршиво. Мать периодически демонстративно всхлипывала, промакивала платком глаза и просила Костю не быть столь же бессердечным, как его брат. Костя же радовался возвращению в Москву.

— И чего так рано? — Надежда Михайловна вошла в кабинет, как обычно, в половине восьмого утра, а Ярослав уже сидел на месте и что-то читал.

— Не поверите, проспал наоборот. То есть встал рано. Проснулся, потому что в голове будильник играл, за окном темно. В доме тоже. Не понял ничего сначала, а свет ночью отключили, часы не работают, от сети они у меня. Я в телефон глянул и не то увидел, думал опаздываю. Кофе сварить не успел — как назло, газ в баллоне закончился. Вот говорил отец большой баллон брать, а я упёрся. Тридцать три несчастья и все одновременно. Пришёл — закрыто всё, еле до охранника достучался, вот он и впустил. Не идти же обратно. Там всё равно темно.

Она рассмеялась, надевая халат.

— Заработался ты, Ярослав Андреевич. Утром не завтракал, вечером не ужинал. На кого похож стал? Приехал красивый, холёный, а теперь? Синяки под глазами, похудел. Нехорошо. Вчера вызовов много было?

— Средне, двадцать три. Но грипп же. Для гриппа норм.

— Устал?

— Конечно. Домой вернулся, с Людовиком почаёвничали, да я спать лёг. А утром вон как.

— Вызовы тяжёлые? — сестра переоделась за шкафом, повесила уличную одежду и прошла за свой стол. Достала бланки, бумагу, включила компьютер.