Максим продолжал прерванный разговор с полуфразы:

– …так вот группы?

– Какие группы? – Аглая наморщила лоб.

– «Синие киты», «Леминги», «Разбуди меня в четыре двадцать»? Слышали что-нибудь такое?

– Нет, что это?

Мимо них по бортику манежа пробежала на передних лапах собачка в шапке.

– Группы самоубийц в социальных сетях. Не слышали? А подруга говорила вам когда-нибудь что-нибудь про самоубийство?

– Нет.

Елисей слушал молча. Аглая врала. Год назад она спрашивала у отца телефон психолога, чтобы помочь подруге справиться с суицидальными настроениями.

– А нож? – продолжал Максим. – Она носила с собой нож?

Аглая кивнула:

– Да, конечно. Мы все носим с собой нож, такой, макетный.

Мимо, стоя на голове, проскакала Рыжая и как будто подмигнула Максиму левой грудью.

– А шрамы на запястьях она себе делала?

– Эм-м… – Аглая задумалась. – Кажется, делала. – И задрав рукав серого свитера, продолжала: – Я тоже себе делала. Это пару лет назад была такая дурацкая мода на селфхарм.

Пока они так разговаривали, в центр манежа вышел толстяк, весивший, наверное, килограммов двести и задыхавшийся при каждом шаге. Встал посреди арены, возвел глаза горе и заорал:

– Мать вашу, кто упустил лонжу?

– Это дядя Гриша, распорядитель манежа, – шепнула Аглая. – А лонжу упустила я.

– Мать вашу, признавайтесь, суки!

– Дядь Гриш, – Глаша встала и сказала писклявым голосом: – Это я.

Елисей про себя отметил, что следователя Следственного комитета Аглая не боится, а распорядителя манежа боится еще как.

– А кто следил за пионеркой, когда она упускала лонжу?

– Тамара, – пискнула Аглая. – Она уже ушла.

– Упустила лонжу и ушла?

Максим тронул Аглаю за руку и продолжил:

– Так шрамы, значит, у нее были?

– Были, конечно. Вы же осматривали тело, нет?

– Ключ от купола у кого? – ревел дядя Гриша.

– У Марии Викентиевны, а она в отпуске, дядь Гриш, мы уже искали.

– А был ли у Линары, – Максим пытался продолжить разговор, – мобильный телефон?

– У Михалыча должен быть ключ, спрашивали? – ревел дядя Гриша.

И Аглая дяде Грише:

– Мы спрашивали у Михалыча, у него нет. – И Максиму: – Что?

– Мобильный телефон.

Дядя Гриша, пыхтя и выкликая Михалыча, удалился, Аглая села.

– Айфон? Был, конечно. У всех есть айфон.

– А куда он мог подеваться? – спросил следователь.

– Вот не знаю.

Дядя Гриша вернулся:

– Ладно, пионерия, – он обращался к Аглае. – Бери другую лонжу, я тебя подниму под купол, а ты там нашаришь.

Елисей не успел возразить. Дочь встала, вышла на середину манежа, взялась за одну из свисавших из-под купола веревок, сунула руку в петлю, дядя Гриша дернул, и Аглая взмыла к куполу.

– Должна же быть страховка какая-то? – прошептал Елисей.

– Папаша, ты лучше не говори под руку, – процедил уголком рта дядя Гриша. – Что она у тебя, дура – из-под купола падать?

Аглая кричала сверху:

– Я не нахожу!

– Ищи, как хлеба ищут! – кричал в ответ распорядитель.

А Елисей шептал:

– Господи, Господи Иисусе Христе.

– Нашла! – держась уже за две лонжи, Аглая слетела вниз.

Дядя Гриша назидательно потрепал ее за ухо. Рыжая спешилась двойным сальто назад. Сказала Максиму:

– Подожди меня, – и повела кобылу в пыльное нутро цирка.

А Максим спросил:

– Где вы были в ту пятницу в восемнадцать часов двадцать минут?

Аглая застыла. У нее все еще были лонжи в обеих руках. Казалось, она сейчас вспорхнет и скроется.

– Чего? Я подозреваемая, что ли?

– Нет, – следователь слегка потупился. – Просто спросил.

– Я была дома. Кроме меня, там никого не было. Как это называется? Алиби? Никто не может подтвердить.

– Еще биллинги есть, – вставил Елисей.

– Биллинги есть, – подтвердил Максим. – Можно установить местоположение.

В этот момент жонглер уронил все свои булавы. Одна из них, звеня и подпрыгивая, подкатилась к ногам Аглаи. Аглая нагнулась и подала булаву жонглеру. А следователю сказала, будто дразня:

– По биллингу можно определить местоположение телефона, а не человека.

– Верно, – сказал Максим. – А еще знаете, что у погибшей было под ногтями?

По бортику на передних лапах пробежала собака в шапке. За ней на задних лапах – собака без шапки.