Дым? В доме кто-то есть? Кто-то ждет их? Раньше, когда Фома и Аглая приезжали на дачу, дом был пустой и холодный. Даже летом. Фома затапливал печку. Аглая куталась в плед. Проходило часа два, прежде чем становилось достаточно тепло, чтобы раздеться и заняться любовью. В доме кто-то есть? Родители? Зачем ехать на дачу, если там родители? Фома покрепче сжал Глашину руку и слегка потащил вперед.

– Кто там дома?

Фома улыбнулся, но не ответил. Только пошел быстрее. И Аглая пошла быстрее. Почти побежала.

– Кто дома-то?

Фома не ответил. Вдруг шшшооорррххх – целая стая птиц взлетела у Аглаи из-под ног. Маленькие серые птички с хохолками. Аглая вскрикнула и замерла. Разве птицы прячутся в сугробах?

– А! Я испугалась.

– Пойдем, – Фома опять потянул ее за руку.

– Кто это?

– Это свиристели. Они под снегом живут.

– Ладно, под снегом.

– Ну, или корольки. Я не знаю. Пойдем.

Они стояли совсем близко от дома, метрах в пятидесяти. Так близко, что Аглая даже услышала, как кто-то изнутри толкает дверь, хочет открыть. На даче у Фомы была тугая дверь. Особенно весной. За зиму она разбухала. В начале лета Аглае приходилось дверь несколько раз пнуть, чтобы открылась. И вот сейчас кто-то изнутри пинал ее, эту дверь. Тук! Тук! Тук! И приоткрылась маленькая щель.

– Кто дома-то? – переспросила Аглая.

Фома не ответил.

Внутри кто-то медлил открывать. Возможно, надевал валенки или завязывал шарф. Фома опять потащил Аглаю за руку к дому. И тут Аглая догадалась, кто там, за дверью, кто затопил печку, кто сейчас покажется на пороге. До дома оставалось сорок метров, тридцать, двадцать. Дверь стала открываться, она была разбухшая, скребла по порожку. Петли заржавели, скрипели, и дверь открывалась медленно. Но было уже видно, что ручку двери изнутри толкает рука, торчащая из телогреечного рукава. Тонкая рука из толстого рукава телогрейки. Девичья рука.

– Нара! – крикнула Аглая. – Нара!

Дверь в конце концов открылась. На пороге стояла Нара. Нара. Нара. Телогрейка и валенки были ей совсем не по размеру.

– Нара! – крикнула Аглая еще раз.

Вырвала у Фомы руку, в три больших прыжка преодолела последние десять метров и взлетела по ступенькам крыльца. А Нара ступила на крыльцо с порога и раскрыла телогреечные объятия. Под телогрейкой у Нары была майка с девочкой-вампиром Нэдзуко. Эту майку Аглая подарила Наре на день рождения. Нэдзуко расплывалась. Аглая понимала почему. Потому что у Аглаи брызгали слезы из глаз. Брызгали вперед, как у клоуна в цирке. И попадали на щеки только потому, что Аглая бежала очень быстро, догоняла свои слезы в воздухе, прежде чем те успевали упасть.

– Нара!

Девушки наконец обнялись, и у Аглаи исчезли последние сомнения, что Нара настоящая. Когда Аглая была маленькая, папа на даче часто разжигал самовар. Из самоварной трубы валил белый плотный дым. Он был похож на снеговика. Аглая называла это существо дымовиком. Она хотела дымовика обнять, но руки проходили сквозь дым, проваливались. И если Аглая пыталась обнимать дымовика дольше мгновения, то жар из трубы обжигал. Но с Нарой ничего подобного. Руки не провалились сквозь нее. Это была настоящая Нара. Аглая узнавала ее на ощупь. Так много раз обнимала, что хорошо помнила осязательные подробности прикосновений. Это Нара, Нара, Нара была в ее объятиях. Разве что похудела немного. Все похудели за эти ужасные три месяца. Девушки целовались. Их мокрые лица скользили друг по другу, нос к скуле, нос к носу, губы к губам, к глазам, к виску.

– Как? – прошептала Аглая.

– Хорошо всё, хорошо, – прошептала в ответ Нара.

– Как?!

Краем глаза Аглая увидела Фому. Тот стоял на нижней ступеньке крыльца и улыбался.

– Ты знал? – спросила Аглая и засмеялась. – Ты, навуходоносор, знал?

– Не надо сразу ругаться навуходоносором, – Фома поджал губы в притворной обиде.

Но на самом деле не обижался. И Аглая не обижалась. Она смеялась. Даже хохотала и выкрикивала:

– Навуходоносор, Кецалькоатль, Андрамалех!

– Андрамалех – это еще кто такой? – спросил Фома, поднявшись на крыльцо и подталкивая девчонок в дом. – Дверь надо закрывать. Улицу не натопите. Давайте.

Они вошли в дом. В доме было тепло. Фома присел на корточки у печки, растворил дверцу, лицо его озарилось красным светом, он пошуровал в печи кочергой и покачал головой:

– Есть еще синенькие, – в том смысле, что на углях есть еще синие язычки пламени и заслонку закрывать рано.

Аглая усадила Нару в кресло, села напротив и повторила:

– Как?

– Ты все правильно угадала.

– В смысле?

– Ну, – Нара взяла Аглаю за обе руки, – в смысле, про меня и Фому.

Фома опять открыл печную дверцу, постучал кочергой по углям. По его багровым щекам пробегали оранжевые всполохи. Сколько раз нужно ворошить угли, прежде чем закрыть заслонку?

– Теперь можно, – он встал и потянулся к вьюшкам.

Аглая подумала: «Ну и пусть будет с Фомой, лишь бы была жива».

И Нара:

– Если бы мы расстались с Фомой, я бы правда выпилилась.