Я менял в автомате магазин за магазином, орал, матерился и уже был готов броситься в рукопашную, когда что-то изменилось. Секундой позже я понял: к нам подошла подмога. По немецким цепям в упор хлестнули пулемётные струи свинца и громыхнули выстрелы из танковых пушек. И немцы вдруг сдулись. Сразу сдулись. Словно опомнившись, эсэсовцы бросились назад, падали, отползали и навсегда замирали, скрючившись, на земле. Откуда-то из-за завала пытались отстреливаться, но вскоре заткнулись. На левом фланге тоже бой стих, а справа всё ещё раздавались очереди и хлопки гранат. Пару раз грохнула танковая пушка. Два взрыва и всё.

Звуки боя стихли, словно впитались в землю, а шум откатился вдаль и замолк. Теперь тишину нарушали только шорох огня, стоны и жалобные крики раненых и треск горящих боеприпасов. Густо чадили почти прорвавшиеся к позициям танки, с которых свисали дымящиеся человеческие останки, торчали тросы и какие-то железяки. Бой закончился.

С трудом двигая ногами, я добрался до штабной машины, но возле неё понял, что делать мне здесь нечего. Курянин погиб, рация разбита, шифроблокнот пропал. Сашка на левом фланге со своими ДШК. Вестовые и Дед куда-то подевались. Склонившееся к закату солнце намекало, что заканчивается ещё один день войны.

Истратив все силы, и даже сверх того, я натурально собрался подыхать. Не в состоянии не только двигаться, но даже моргать, я сел на землю, привалился к колесу и выпал из реальности. Мягкая темнота заботливо обняла, избавив от всех бед и тягот. Но не успел я глаза сомкнуть, как из умиротворяющего покоя меня выдернул истошный крик:

– Смирно! Ты как стоишь, красноармеец?! На кого ты похож! Где головной убор! И, что это за тряпка на голове!

Я разлепил глаза и увидел, что по позиции шныряют какие-то посторонние бойцы с трёхлинейками, а на стоящего рядом со мной Балю орёт незнакомый гебешный старлей. Да, что ж это такое! Они что специально за кустами прятались, пока мы здесь жилы рвали?

Нет, они не прятались. Пока я был в отключке, прошло около часа. За это время из Коссово вернулись три наших Опеля с боеприпасами, и вместе с ними прибыло подкрепление.

Со стоном я отодрал себя от земли, шагнул к капитану и отдал честь:

– Здравия желаю. Я командир группы специального назначения старшина Батов. Представьтесь, пожалуйста, товарищ старший лейтенант госбезопасности.

– Развели тут, понимаешь, анархию, – одутловатый тип, снял фуражку и протёр её платком изнутри и блестящую от пота лысину, – ты, старшина, совсем за порядком не следишь.

– Я, кажется, поздоровался и попросил представиться.

– Что-то ты слишком борзый для старшины, – он раздражённо дёрнул плечами.

– Для глухих и тупых повторяю, представьтесь! – я повысил голос, смерил его тяжёлым взглядом и моё лицо окаменело.

– Старший лейтенант госбезопасности Ламинский, начальник особого отдела полка, – от злости и важности он будто раздулся, – ты почему за бойцами не смотришь?

– Тыкать не советую, я с вами свиней не пас. Документы!! – рявкнул я.

– Что-о! Да, я тебя…

– Рота! Боевая тревога! Ко мне!

Со всех сторон раздался треск веток и валежника, и вокруг стали собираться мои бойцы. Толпа быстро росла и плотно окружала нас с гебешником. Он затравленно озирался, то хватаясь за пистолет, то, застёгивая кобуру. Скоро образовался круг плотно стоящих спецназовцев. Все они недавно вышли из боя, были покрыты копотью, кровью и пылью, и все до одной головы были покрыты головными платками. Я протянул руку:

– Документы!

Старлей, не спеша дрожащей рукой с трудом расстегнул клапан кармана и резко протянул удостоверение. Я раскрыл и громко прочитал:

– Ламинский Сергей Фёдорович. Старший лейтенант государственной безопасности. Начальник особого отдела 61 полка. Все слышали? Кто-нибудь знает этого человека? Нет? Давайте сюда вновь прибывших бойцов. Так, бойцы, кто-то из вас знает этого командира. Что? Особист полка? Уверен? Хорошо. Свободен. Личность установлена. Держите удостоверение, товарищ старший лейтенант госбезопасности. Извините за беспокойство. Рота, разойдись!

– Ты… вы что себе позволяете, старшина? Какое ты… вы имеете право…

И тут я не выдержал. Сорвался. Хрен с ним. Что будет, то и будет. Я крепко схватил его за рукав и поволок через кусты к тому месту, где прошлый раз дрались врукопашную. Времени не было убрать сотню немецких трупов. Я дёрнул хама за рукав и прорычал:

– Вот здесь я получил это право!

Потом потащил упирающегося побледневшего особиста через растерзанный взрывами березняк и через два десятка метров выволок его на линию окопов, за которыми открылась вся панорама поля боя.