Шрифт:
Теперь каждую ночь у нас будет караул, всем выдадут деревянные копья. Огонь всегда будет гореть рядом с часовыми, чтобы отпугнуть зверей.
Не знаю, поможет ли это, но попытаться стоит.
А сейчас я должен идти, поскольку через несколько минут у нас в деревне состоятся первые похороны.
3 июля, 2030 года.
Прошел месяц с момента нападения волков. Зверей наблюдали пару раз, рыскающих на холме неподалеку от деревни. Они так и не решились напасть, а, может, нашли какой-нибудь другой источник пищи. Вариантов множество.
Отправляя каждый раз своих разведчиков и охотников на вылазку, я очень сильно рискую, но делать нечего – чтобы выжить нам нужны любые припасы. Выдаю им оружие, заставляю ходить по три-четыре человека, группами. Это серьезно замедляет поиск вещей и охоту, но сердце хотя бы более спокойно за их жизни.– чтобы выжить нам нужны любые припасыОтправляя каждый раз своих разведчиков и охотников на вылазку, я очень сильно рискую, но делать нечего – чтобы выжить нам нужны любые припасы. Выдаю им оружие, заставляю ходить по три-четыре человека, группами. Это серьезно замедляет поиск вещей и охоту, но сердце хотя бы более спокойно за их жизни.
Чувствую себя нехорошо, кажется, я заболел.
Надеюсь, все будет хорошо.
6 сентября, 2030 года.
Это все-таки произошло. Еще одна жертва волков, и еще одна моя роковая ошибка – я позволил людям перестать ходить группами, поскольку за последние несколько месяц мы более не видели следов зверей, а зоны поисков продовольствия нужно было расширить, поскольку близиться зима и нам нужны припасы. Я стоял меж двух огней – либо ускорить добычу мяса, заставив охотников перестать ходить группами, и добывать мяса в два раза больше, либо добывать мяса меньше, но с большей безопасностью.
Я выбрал первое.
Жена покойного, Аня Меркушина, сегодня колотила меня в грудь при всех, обвиняя в том, что, если бы не мой приказ перестать ходить группами, он бы был жив. Я понимаю ее, понимаю все ее горе, но я также понимаю, что у меня не было другого выхода. Я чувствую себя отвратительно, никогда ранее не чувствовал себя так, как сейчас. Люди начинают косится на меня с подозрением. В некоторых я даже вижу крупицы ненависти. Они думают, что именно по моей вине умер человек. Управлять деревней оказалось не так просто, как я думал. Не существует правильных решений, всегда ты нарвешься на возмущение.
Руки дрожат, не знаю, что мне написать.
8 сентября, 2030 года.
Анна вскрыла себе вены ,не выдержала горя. Со своим мужем она была с самого начала катастрофы и пережила с ним многое. Я могу ее понять.
Господь, за что ты меня наказываешь?
Февраль, 2031 года.
Зима забрала двух человек. Они замерзли прямо в своих домах. Сказалась нехватка пищи и болезнь. Еще пара могил прибавилась к трем остальным.
И снова винят меня. Говорят, что «настоящий лидер» решил бы подобный вопрос. Но что я могу сделать?! Они хотят невозможного! Когда в прошлом году по их просьбам я снова сделал охоту группами по 3-4 человека мяса на зиму пришло значительно меньше, соответственно пришлось очень сильно сокращать рацион.
Меня не любят, я это вижу. Теперь мы перестали быть одной семьей. Все оставшиеся тридцать пять человек, что живут здесь, ненавидят меня, но пока что не говорят это вслух. Я не параноик, не фантазер. Я вижу это в их взглядах…
Нам не удалось спасти урожай, поскольку Анна была нашим агрономом и специалистом по выращиванию в тяжелых условиях как у нас. Нам просто не удалось их вырастить, понятия не имею почему. Должно быть, дело в земле или в неправильном уходе. Все силы я бросил на охоту. Охотники, не жалея сил, заходят все дальше и дальше в леса, чтобы найти хоть какую-нибудь дичь. Люди голодают, я это вижу. Они становятся нервными и агрессивными. Я боюсь, что они могут причинить вред моей семье, виня меня во всем.
Мои руки опускаются, я не знаю, что делать.
У меня есть еще пара месяцев, чтобы придумать план по спасению людей от голода и холода. Я должен доказать им, что могу управлять подобающим образом, и не упасть в грязь лицом.
Последняя строка в этом дневнике и последняя мольба к Господу моему: «Прошу тебя, помоги мне.»
5. Саша Леонова
На утро следующего дня Саша проснулась в двенадцать часов, и все прошедшие события вчерашнего казались дурным сном до тех пор, пока она не увидела в кресле, в котором всегда сидел и дремал ее отец – Адама, рассматривающего потрепанную книгу.