За всю его долгую и продуктивно деятельную жизнь у Вендибула было несколько жён, множество спутниц и слишком много увлечений, чтобы их упоминать. Теперь же, в почтенном возрасте восьмидесяти восьми лет, он наконец-то остановился на моногамии. Его дама, Миримис Карпетула Третья (хотя никто не встречал упоминаний о двух предыдущих вариантах) была такой, какую могло избрать только старческое обожание восьмидесятилетнего. Фактически, кроме потакания изменчивым капризам своей возлюбленной Миримис, Вендибул в основном отрёкся от мира, сосредоточив остаток сил на своей грандиозной коллекции улиток. Он держал их в специально изготовленном для этих созданий садке — месте, где множество огромных растений, изобилующих мясистыми ветвями и листьями, росли внутри громадного стеклянного колпака.

Миримис никогда не посещала садка. Ей не нравились ни улитки, ни слизняки, ни всё прочее, что скользило, ползало, кралось или прыгало. Она направила свои собственные коллекционерские устремления на вещи неодушевлённые и блестящие, и уже доверху забила несколько больших комнат рубинами, драгоценностями и всевозможными золотыми монетами со всех обширных пределов Симраны. Также у неё имелось пристрастие к экстравагантным одеяниям и несколько ещё больших комнат, до потолка заполненных платьями, мантиями и всем, что между ними, частенько весь день напролёт сменяя и переменяя эти наряды.

Для увеселения у Миримис имелось большое собрание экзотических хмельных напитков и экстрактов, полка за полкой, уставленные любыми мыслимыми пьянящими смесями, прекраснейшими винами из самых отдалённых уголков Симраны (а иногда из-за её пределов). Было бы несправедливым упрекнуть честную Миримис в чём-либо ином, кроме любви время от времени выпить, что она проделывала, хоть и не совсем умеренно, но с большой разборчивостью к тому, что и в каких количествах пила. Ей вполне хватало просто владеть этими редкими сокровищами в бутылках. Однако временами она чувствовала неразумное влечение распробовать одного из своих любимцев и её решимость всё возрастала и возрастала, почти становясь навязчивой идеей.

Иногда она сама спускалась в личный погребок и выбирала бутылку. В иных случаях она посылала за ней своего преданного слугу, Андерпанга. Он был замкнутым типом, бродящим по сумрачным коридорам просторного жилища Монтрезанга, всё время одним ухом прислушиваясь к приказам хозяйки дома. Хотя внешне он выглядел согбенным, корявым и не имел даже намёка на телесную красоту (и сколько ему было лет, тоже оставалось неизвестным), тем не менее, он до безумия обожал свою госпожу и всегда был под рукой, чтобы отдать за неё самую жизнь, если она того пожелает. Всё, чего он хотел — ходить с ней по одной земле, обитать с нею в одном жилище.

Андерпанг развил необычную способность просачиваться сквозь сами стены дворца, будто всасывался в камни. Он мог соперничать с любым призраком или блуждающим духом, часто прячась поблизости от своей госпожи, но оставаясь невидимым. По сути, Миримис звала его своим «маленьким призраком», к его великому восхищению.

Поэтому, когда Андерпанг услышал, что его госпожа выражает разочарование и раздражение, не в силах найти особенно желанную бутылку тернового джина, он явился туда посмотреть, не может ли бы он что-то сделать для предотвращения возможной эмоциональной трагедии. Он протискивался поближе среди огромных сосудов. Миримис расхаживала туда и сюда, её лицо слегка зарумянилось, руки сжимались и разжимались таким образом, какой обычно предвещал вспышку темперамента. Подобных вещей следовало избегать любой ценой.

— Это нестерпимо! — бормотала она. — Я знаю, что оставалась по крайней мере ещё одна бутылка. Воры! Кто-то её стащил! Как ещё она могла пропасть? Моя логика подсказывает забыть это и выбрать другую бутылку для полуденного отдыха. Тем не менее, я не хочу становиться жертвой обстоятельств. Тут я командую! Не желаю, чтобы надо мной насмехались. Да я стану посмешищем всего Беллонимбуса — нет, даже за пределами нашего славного города! — если так и оставлю это дело и уйду неудовлетворённой. Правда, у меня имеются самые прекраснейшие вина, превосходные смеси солодов, напитки редкостного совершенства, но чего я желаю в первую очередь — это крепкого джина!

Маллумунс-Торговец раздражённо таращился из грязных окошек своей тесной лавки — неопрятного маленького строения, зажатого между двумя намного большими зданиями, что и выглядели почище, и посещались получше, чем его собственное. Он понимал, что дни процветающей торговли давно канули в прошлое. Когда-то он был хозяином положения в большинстве вещей, особенно в магических и мистических раритетах. Теперь все стали волшебниками или ведьмами, или овладели достаточным количеством чар и тёмных искусств, чтобы обходиться без Маллумунсовых сокровищ. Собственно, дела скатились до такой степени, что старик серьёзно подумывал продать лавку — ха! было бы неплохо — и уйти на покой.

Внимание Торговца привлекло движение снаружи, на улице. Ого! Может, это покупатель? Маленькая фигурка, видневшаяся сквозь оконную грязь, выглядела заинтересованной. С молниеносной быстротой — что замечательно для его возраста — Маллумунс открыл дверь, высунул голову и подбодрил существо у окна улыбкой, что могла расплавить и рубин.

— Заходите! — прокаркал он. — Здесь внутри есть вещи, достойные императора. Входите, входите.

Андерпанг, ибо это был он, осторожно оглядел его, словно ожидая, что сам станет предметом изучения, по крайней мере, некоторых любопытных горожан. Увидев, что это не так и на улице топчутся лишь галка и шелудивая кошка, лениво загоняющая ту в переулок, он боком подковылял к Маллумунсу и позволил ввести себя в тёмную пещеру лавки. Её дверь захлопнулась, словно капкан.