Мне вдруг представилась ее жизнь — шкатулка, где женщины хранят свои драгоценности. И у кого-то она полная, доверху забитая и золотом, и бижутерией, и платиновыми кольцами, и бусами дешевыми. И, перебирая эти драгоценности, можно вспомнить, что было в жизни, и улыбнуться или прослезиться, потому что много было всего, такого разного, непохожего, ерунды или красивых моментов.

А ее шкатулка только одну нитку искусственного жемчуга хранила — мамин подарок из детства. Потому что все, что было в ее жизни, — это детство, беззаботное, легкое, южное, с доброй бабушкой, с горячим солнцем. И все это затянулось потом житейскими тучами, и тридцать лет солнце это уже не проглядывало в ее судьбе — потому что она его сама не пускала, по собственной глупости, думая, что таким, каким было в детстве, оно не будет никогда. И не догадываясь, что оно может быть другим, еще ярче…

Она нырнула в первую же машину, оставив у меня на щеке мокрый поцелуй. Сказав на прощание какие-то новые для себя слова — лишь бы уехать от меня скорее. И такси уносило вместе с ней мою мечту, рассеивало ее в воздухе, как ветер рассеивает выхлопы из автомобильной трубы. И хотя я ругала себя за глупость, сейчас уже могла сказать себе, что почему-то мне не было ее жаль. Потому что мечта моя оказалась красивее, чем то, что могло бы быть на самом деле. И то, чего не было. И то, чего мне уже не хотелось почему-то…

Я повертела в руках маленький плоский конвертик, глянцевый, яркий, и посмотрела на нее, не совсем понимая, что это означает. Но пребывая в полной уверенности, что она по незнанию его принесла, может, думала, что там жвачка, или шоколадные украшения для торта, или еще что-то. Только не то, что там было на самом деле.

— Это мне?

— Вам. — Она улыбнулась смущенно и тут же залилась краской.

Это шутка такая была, видимо, — подарить мне, как сексуально озабоченной, пачку презервативов. Три розовых презерватива в блестящей упаковке, с ароматом шоколада, если верить надписи… Откуда ей было знать, что мне они не нужны?

— Тут вот еще пирожки, полчаса как из духовки, я прямо в кастрюльке принесла, полотенцем замотала, чтобы не простыли. А вот книжка еще. «Тайны супружеской спальни» — вам должно понравиться… Я руки помою, ладно?

Я смотрела на него, а он на то, что я зажимаю в руках, — уже не в силах сдерживать смех, просачивающийся сквозь изумление.

— Марина, ты завела себе нового любовника? И закупила партию презервативов?

Ее голова показалась из ванной и хихикнула трусовато, ничего не ответив.

— Вином угостите? У вас такое хорошее всегда.

…После того визита я не сомневалась, что она пропадет. Нет, сама я позвонила ей в тот же вечер и извинилась еще раз за свое непристойное поведение. Совершенно искренне извинилась — мне стыдно было за свою глупость. Так, словно я пыталась подбить убежденного трезвенника выпить ликера. И подсовывала ему то конфеты, им пропитанные, то рюмочку, то восхищалась красотой бутылки. Словно не понимая, что пить он все равно не будет — потому что желание не появится, несмотря на все мои уговоры.

А она то ли уже валерьянки приняла, то ли просто, вернувшись в безопасные стены, успокоилась, стала на удивление веселая.

Она даже, кажется, была рада меня слышать и на прощание с придыханием прошептала в трубку: «Мне все так понравилось, спасибо… Может быть, как-нибудь повторим? Теперь моя очередь вас приглашать…» Но я сердита была и на нее, и на себя. А потому, хоть разговаривала с ней ласково, как только положила трубку, махнула рукой. Я для себя уже все поняла, и глупо было реагировать на это ее смелое предложение — смелое, потому что сейчас она была далеко.

Я еще продолжала ей звонить какое-то время — просто по привычке, а может, из принципа, но все же не так часто, как прежде. Звонила и упрямо каждый раз спрашивала шутливым тоном: «Ну, что надумала? Когда будем делать это втроем?» — чтобы опять услышать спокойный ответ, что она по-прежнему размышляет и, когда будет готова, тотчас же сообщит о принятом решении.

У меня появилась новая подружка — как раз из того самого клуба, в который я приглашала Марину. Она была хорошенькая, веселая, и ей нравилось заниматься сексом, не обговаривая все предварительно по десять раз. Вадим после первого раза заскучал. «Наверное, я слишком старый… Мне это уже не так интересно. Ты молодая, ты и развлекайся», — вот как он сказал. И теперь по вечерам я слышала спокойный и размеренный стук клавиатуры за стеной, и смотрела на стриженную коротко темную голову между своих ног, и чувствовала прикосновения горячего старательного языка. И совсем не вспоминала о том, что у меня была мечта.

Она сама о себе напомнила. Позвонив неожиданно, через пару месяцев после нашей встречи. Расспросила, что и как, рассказала, чем занималась в последнее время. Оказывается, купила ребенку детскую мебель, устроила его в сад и теперь терзалась вопросом, как он там будет, и не опасно ли это, и какие ей теперь необходимо сделать ему прививки. Собака-крипторх, оказывается, жила теперь у мамы, и совсем недавно они посетили ветеринарную клинику и что-то там делали, какие-то процедуры. А у мамы появилась возможность устроиться на работу, сторожем, в Министерство лесной промышленности, и так далее, и так далее.