Вот и тут — Академия Гизы — это ж явный рост по сравнению с нашей муниципальной школой. Никто протестовать не будет — ни папа, ни мама. Я сам — буду, но кто ж меня спросит. Друзья у меня тут? Да фигня делов, приходи, общайся в свободное время… кто ж тебе запретит. А то, что обычный школьник тут девяносто процентов времени в школе проводит — это все предпочитают не замечать. Дескать настоящая дружба не разрушится, а если она не настоящая, так и бог с ней. Что еще? Если аргументы, чтобы не перевестись на халяву в лучшее учебное заведение пяти префектур? Какие? Да одни знакомства там такие, что потом по жизни не пропадешь, тут и сын прокурора, и дочка местного олигарха и та же самая Марика, которая дочка мэра — тоже там учится, хотя у нее по поведению неуд и вообще не похожа она на примерную ученицу Академии, но тут уж …

— Я против — говорю я: — у меня здесь друзья и привык я тут учится. Клубная деятельность опять-таки…

— С друзьями тебя никто не разлучает. Общайся. — пожимает плечами директор: — Академия от твоего дома не так уж и далеко… они проездной ученикам выдают. И я уже узнал, Такахаси-кун — в Академии имеется свой Клуб Экзорцизма!

— Все же, если у меня есть возможность выбрать…

— К сожалению такой возможности у тебя нет, Такахаси-кун. — печально вздыхает директор: — я оповещу твоих родителей о переводе. Ты можешь выбрать себе иное учебное заведение, но в нашей школе ты учиться не будешь. Тебя слишком много для такой школы, как наша…

— Но…

— Он все понял, директор-сан. Дайте нам возможность подумать. — встает и кланяется Мидори.

— Я бы все-таки…

— Пошли! — шипит она на меня и вытаскивает в приемную, я едва успеваю поклониться. Сарада-сан суетиться над чайником, при виде нас — роняет на пол какую-то коробочку, та раскрывается и по всему полу рассыпается чайная заварка. Она хватается за голову и Мидори вытягивает меня дальше в коридор.

— Пока ты не наговорил там — говорит она, сжимая мою руку и таща за собой: — ты бы наговорил, я по глазам вижу. Все равно это дело решенное, ты только отношения бы испортил напоследок.

— Честно говоря охота — признаюсь я: — что это за произвол в учебных заведениях страны? Буду жаловаться!

— Ты сперва с родителями поговори, жалобщик. — советует мне Мидори: — и кроме того, у этого есть и положительные стороны.

— Например? — ворчу я, предполагая услышать что-то вроде «Академия это лучшее учебное заведение пяти префектур» и «это будет полезно для твоей карьеры».

— Например я больше не буду работать в той же школе, где ты учишься — поясняет Мидори: — что дает мне … определенную свободу действий. Как-то ты говорил, что подождешь и пять лет. Возможно пяти лет не потребуется…

— Ну это вовсе нечестно — соблазнять меня заведомо невероятными событиями… — вздыхаю я: — и я как-то до сих пор… хм… Мидори-сан!

— Да, Кента-кун?

— А как вы так быстро посчитали количество людей в холле и конвертики в моем шкафчике? — спрашиваю я, подозревая, что без суперспособностей тут не обошлось. Мидори — инопланетянка, планирующая захватить Землю.

— Ничего я не считала — фыркает Мидори: — молод ты еще и зелен. Если спрашивают некое число, которое не могут проверить — называешь любое правдоподобное. Произведешь хорошее впечатление на работодателя. И на некоторые … неокрепшие умы. Все. Заходи. Поговорим. — она толкает меня за дверь с надписью «Медицинский кабинет».

— Не могу же я тебя в Академию Гизы отправить больным — говорит она: — это моя обязанность… осмотреть тебя хорошенько.

Глава 12

В свое время отец Стэна, того самого Стэна, который носил нож, вживленный в предплечье, того самого, который был лучшим убийцей Вечного Императора — говаривал так — если они тебе — зиг, то ты им — заг. Надо быть проактивным, надо быть в моменте, снучи-бучи. И, конечно, держать палец на пульсе. Нельзя позволять людям вокруг определять твою судьбу, пусть даже они абсолютно уверены, что делают все правильно и тебе будет лучше и что вообще ты в этой жизни понимаешь. И даже если они в конечном итоге правы — все равно нельзя давать решать за тебя. Так я думал, вставая на весы в одних трусах. Носки я мог бы и оставить — так Мидори говорит, но уж дудки. Если девушка в чулках это красиво и эротично, то мужик в трусах и носках — нет смешнее зрелища. А я совершенно искренне рассчитываю когда-нибудь покорить эту крепость в белом халатике под именем Мидори, и чтобы мои войска на низеньких степных лошадках, в мохнатых шапках и с кривыми саблями — промчались по улицам с гиканьем и торжествующими воплями… а стоять перед Мидори в носках и трусах — значительно снижает мои шансы.

— Вес в норме. Ты в последнее время набрал. — говорит Мидори укоризненно и качает головой: — хотя мне нравится то, что я вижу. Ничего удивительного, что у тебя есть поклонницы. Столько поклонниц… ведешь регулярную половую жизнь? — ее карандаш замирает над планшетом и она вопросительно смотрит на меня. Хороший вопрос такой.

— Вряд ли это можно назвать регулярной половой жизнью. — честно признаюсь я: — скорее беспорядочной.

— Хм. Промискуитет. Так и запишем. — карандаш чиркает по планшету: — ты же понимаешь, Кента-кун, что мне ни в малейшей степени не любопытно. Это медицинская процедура. — уверяет меня Мидори, но я-то вижу лукавую улыбку, которая спряталась в уголках ее губ. Кто сказал, что работа не должна приносить небольшие радости? Вот и Мидори доставляет искреннее удовольствие троллить меня. Как бы я тут не старался, но подобающим сексуальным объектом для нее не являюсь и не буду являться, даже если Оскара мне вручат и Нобелевскую премию с Пулитцеровской, и миллиарды зарабатывать буду. Жалко. Вспоминается анекдот про Вовочку, который на вопрос учительницы «Кем ты хочешь стать, Вовочка?», отвечает, закрывая «плейбой» девяносто третьего года с Анной Николь Смит в качестве «Playmate of the year» — взрослым, Марина Петровна, просто взрослым. Вздыхаю.

— Что так печально? — укоряет меня Мидори: — ты ж у нас звезда. На шаг ближе к мечте.

— Моя мечта — это вы. — отвечаю я: — а тут все так же как и было. А теперь меня еще и в Академию перевести хотят.

— Настоящий мужчина никогда не прекратит бороться за свою мечту — поднимает карандаш она и задумывается. Я стою перед ней в одних трусах и начинаю понимать, что реагирую на ситуацию надлежащим образом. Хм. Любой парень моего возраста при первых признаках поднятия флага и возвышения одноглазого змея — засмущался бы и прикрылся. И наверное — покраснел. Но это не наш путь. Есть эрекция, это ж радость какая! Молодежи не понять. Стоим с гордо поднятой… хм… головой. Двумя.