Двое из них шли впереди, раскинув руки, как проповедники, приглашающие прихожан на богослужение. Когда они шли по коридору, двери камер с визгом распахивались, осыпая их дождем ржавчины. Третий, идущий сзади, остановился и указал на меня.

— Ты останься.

Тридцать заключенных вышли в коридор. Хейми одарил меня ухмылкой отчаяния, пытаясь держаться подальше от ауры ночного солдата. Глаз ухмыльнулся и поднял обе руки, описав круги большими и указательными пальцами, а потом ткнув средними в мою сторону. Это было не совсем то же, что американская птичка [202] , но наверняка имело тот же смысл. Когда заключенные шли по коридору вслед за парой ночных солдат, я увидел, что двое из них были женщинами, а двое — чернокожими. Один из последних был даже крупнее Йоты, с широкими плечами и большим задом профессионального футболиста, но он шел медленно, опустив голову, и прежде, чем он скрылся в двери в конце тюремного блока, я увидел, что он шатается. Это был Домми, а женщин звали Джая и Эрис.

Ожидающий у двери ночной солдат поманил меня к себе бледным пальцем. Его человеческое лицо было суровым, но под ним, то появляясь, то исчезая, вечно скалился череп. Своей палкой он указал мне на выход, велев идти впереди него. Но прежде чем я успел пройти в дверь, он сказал:

— Стой, — а потом. — Черт!

Я остановился. Справа от нас выпала из стены одна из газовых ламп. Она косо свисала с металлической трубки под отверстием, похожим на зияющий рот, все еще горя и покрывая сажей один из каменных блоков. Когда солдат потянулся к ней, его аура коснулась меня. Я почувствовал, как все мои мышцы обмякли, и понял, почему Хейми так старался избежать этого голубого сияния. Это было все равно, что получить удар током от оголенного провода. Я отступил в сторону.

— Стой на месте, черт тебя возьми!

Ночной солдат взялся за лампу, сделанную из чего-то вроде латуни. Должно быть, она была жарче, чем ад, но он, похоже, не испытывал никакой боли. Он запихнул лампу обратно в отверстие, она какое-то мгновение держалась там, потом выпала снова.

— Черт!

Меня захлестнула волна неральности. Я был заключен в темницу, меня вело Бог знает куда неживое существо, очень похожее на фигурку плящущего скелета, которая была у меня в детстве — и это существо выполняло обыденную домашнюю работу!

Он снова схватил лампу и накрыл ее пламя ладонью, погасив его. Потом отбросил ее к стене, отчего она издала негромкий жалобный звон.

— Теперь иди! Иди, черт бы тебя побрал!

Он ударил меня по больному плечу своей гибкой палкой. Меня обожгло как огнем. Эта порка была унизительной и приводила в ярость, но все это отступало по сравнению с изнуряющей слабостью, которую я почувствовал, когда его аура коснулась меня.

Я пошел.

Он следовал за мной по длинному каменному коридору, близко, но не настолько, чтобы его аура коснулась меня. Мы прошли мимо голландской двери [203] , верхняя часть которой была приоткрыта, выпуская наружу запах готовящихся блюд. Я видел, как мимо прошли мужчина и женщина, один нес пару ведер, другой — деревянный поднос с чем-то дымящимся. Оба были одеты в белое, но их кожа была серой, а лица растеклись, как тесто.

— Иди! — гибкая палка снова ударила меня, на этот раз по другому плечу.

— Вам не обязательно меня бить, сэр. Я не лошадь.

— Нет, детка, — его голос был странным, как будто в голосовых связках жужжал рой наскомых. — Ты и есть моя лошадь. Скажи спасибо, что я не заставляю тебя скакать галопом.

Мы прошли мимо открытой двери помещения, заполненного инструментами, названия которых я хотел бы не знать, но знал: дыба, Железная Дева, паук, клещи. На дощатом полу виднелись темные пятна. Крыса размером со щенка стояла на задних лапах рядом с дыбой и ухмылялась мне.

«Господи, — подумал я. — Христос и Боже Всемогущий».

— Радуешься, что ты целый, да? — спросил мой конвоир. — Посмотрим, будешь ли ты так рад, когда начнутся игры.

— А что это? — спросил я.

Вместо ответа я получил еще один удар гибкой палкой, на этот раз по задней части шеи. Когда я дотронулся до этого места рукой, она оказалась испачканной в крови.

— Налево, детка, налево! Не бойся, там не заперто.

Я открыл дверь слева от себя и начал подниматься по крутой и узкой лестнице, которая, казалось, тянулась бесконечно. Я насчитал четыреста ступнек, прежде чем сбился со счета. Мои ноги снова начали болеть, а порез, оставленный гибкой палкой на затылке, горел огнем.

— Топай, детка, топ-топ! Лучше не отставай, если не хочешь снова попробовать холодного огня.

Если он говорил об ауре, которая окружала его, я определенно не хотел ее пробовать. Я продолжал карабкаться, и как раз в тот момент, когда почувствовал, что мои ноги вот-вот сведет судорога и они откажутся нести меня дальше, мы добрались до двери наверху. К тому времени я уже задыхался, но существо, что было позади меня, не проявляло никаких признаков усталости. В конце концов, оно было уже мертво.

Этот коридор был шире, увешанный бархатными гобеленами красного, фиолетового и синего цветов. Газовые лампы здесь были заключены в изящные стеклянные абажуры. «Жилое крыло», — подумал я. Мы проходили мимо небольших ниш, которые по большей части были пусты, и я подумал, что раньше в них помещались статуэтки бабочек. В нескольких нишах стояли мраморные фигуры обнаженных женщин и мужчин, а в одной — ужасающее существо с облаком щупалец вокруг головы. Это снова навело меня на мысли о Дженни Шустер, познакомившей меня с любимым домашним монстром Г. Ф. Лавкрафта — Ктулху, известным также как Тот, Кто Ждет Внизу.