Мы, должно быть, прошли полмили по этому богато обставленному коридору. Ближе к концу мы миновали несколько зеркал в золотых рамах, обращенных друг к другу, что сделало мое отражение бесконечным. Я увидел, что лицо и волосы у меня грязные после тех безумных часов, когда я пытался сбежать из Лилимара. На шее выступила кровь. И я, казалось, был один — мой ночной солдат не отбрасывал никакого отражения. Там, где он должен был быть, виднелись только легкая голубая дымка — и гибкая палка, казалось, плывущая в воздухе сама по себе. Я оглянулся, чтобы убедиться, что он еще там, и палка опустилась на меня, безошибочно отыскав уже пораненное место на шее. Ожог был мгновенным и болезненным.

— Иди! Иди, черт бы тебя побрал!

Я пошел дальше. Коридор заканчивался массивной дверью из резного красного дерева, обрамленного позолотой. Ночной солдат ткнул меня в руку своей проклятой палкой, а потом указал на дверь. Поняв намек, я постучал. Гибкая палка опустилась, рассекая мою рубашку на плече.

— Сильнее!

Я постучал тыльной стороной кулака. Кровь стекала по моему предплечью и задней части шеи. Пот, смешиваясь с ней, стал обжигающим. Я думал про себя: «Не знаю, можешь ли ты умереть, чертов синий ублюдок, но если можешь и если у меня будет хоть один шанс, я тебя прикончу».

Дверь открылась, и на пороге появился Келлин, известный также как Верховный лорд. На нем был красный бархатный смокинг.

Нереальность снова нахлынула на меня. Существо, которое схватило меня за несколько секунд до того, как я мог бы ускользнуть, выглядело тогда чем-то из старых комиксов в стиле «хоррор» — наполовину вампир, наполовину скелет, наполовину зомби из «Ходячих мертвецов». Теперь седые волосы, свисавшие по бокам его головы, были аккуратно зачесаны назад, открывая лицо джентльмена — пожилого, но, казалось, вполне благополучного. Его губы были полными и красными. Глаза, окруженные морщинками от частых улыбок, выглядывали из-под густых седых бровей. Он напоминал мне кого-то, но я не мог вспомнить кого.

— Ага, — сказал он и улыбнулся. — Вот и наш наш новый гость. Входи, пожалуйста. Аарон, можешь идти.

Ночной солдат, который привел меня, заколебался, но Келлин беспечно махнул рукой, отпуская его. Слегка поклонившись, Аарон отступил назад и закрыл за собой дверь.

Я огляделся. Мы находились в прихожей, обшитой деревянными панелями. За ней была гостиная, напомнившая мне английский клуб из рассказов о Шерлоке Холмсе: панели из благородного дуба на стенах, стулья с высокими спинками, длинный диван, обитый темно-синим бархатом. Полдюжины ламп отбрасывали мягкий свет, и я подумал, что их питает не газ. В этой части дворца, похоже, было электричество. На нем, конечно, работал и электромобиль, возглавлявший атаку ночных солдат. Тот, на котором ехал этот тип.

— Пойдем же, гость.

Он повернулся ко мне спиной, по-видимому, нисколько не боясь, что я нападу на него сзади. Мы прошли в гостиную, настолько непохожую на сырую камеру, в которой я очнулся, что на меня накатила третья волна нереальности. Может быть, он не боялся, потому что у него были глаза на затылке, выглядывающие из-под тщательно причесанных (и довольно густых) седых волос, спадающих до воротника. Меня бы это не удивило — к тому времени меня уже ничто не удивляло.

Два клубных кресла расположились друг напротив друга вокруг маленького столика с инкрустацией, изображавшей гарцующего единорога. На заднице единорога стоял маленький поднос с чайником, сахарницей размером с пузырек (я надеялся, что это был сахар, а не белый мышьяк), крошечными ложечками и двумя фарфоровыми чашками с розочками по краям.

— Садись, садись. Чаю?

— Да, пожалуйста.

— Сахару? Боюсь, сливок нет. У меня от них несварение желудка. На самом деле, гость, у меня несварение от любой еды.

Он налил сначала мне, потом себе. Я опрокинул половину крошечной сахарницы в свою чашку, сдерживаясь, чтобы не вытряхнуть все целиком; мне вдруг безумно захотелось сладкого. Я поднес чай ко рту, но потом остановился.

— Боишься яда? — спросил Келлин, продолжая улыбаться. — Если бы мне так хотелось, я мог бы приказать отравить тебя внизу, в Малейне. Или умертвить тебя бесчисленным множеством других способов.

Я боялся яда, это правда, но не это вызвало мои колебания. Цветы, обрамлявшие чашку, оказались не розами. Это были маки, заставившие меня вспомнить Дору. Я всем сердцем надеялся, что Радар найдет дорогу обратно к этой добросердечной женщине. Конечно, шансы на это были невелики, но вы же знаете выражение, что надежда — это штука с крыльями. Оно прилетает даже к тем, кто находится в заключении. Может быть, к ним особенно.

Я поднял свою чашку за Келлина.

— Долгих дней и приятных ночей, — я выпил. Чай оказался сладким и вкусным.

— Какой интересный тост! Я никогда не слышал его раньше.

— Я научился ему у своего отца [204] , — это было правдой. Я думал, что в этой богато обставленной комнате не стоит открывать никакой правды, но эту сказал. Конечно, я мог сказать, что прочитал об этом в какой-то книге, но не стал. Может быть, тот человек, которого я должен был изображать, не должен был знать грамоту.

— Я не могу и дальше называть тебя гостем. Как тебя зовут?

— Чарли.