Кто должен был противостоять человеку, способному на это, в первом раунде игр?

По словам Келлина, эта честь должна была достаться мне.

Мне часто снилась Радар, но в ночь после того, как Кла избил Йоту, мне приснилась принцесса Лия. На ней было красное приталенное платье в стиле ампир с плотно облегающим лифом. Из-под подола выглядывали красные туфли с пряжками, усеянными бриллиантами. Ее волосы были стянуты сзади сложной нитью жемчуга. На груди у нее красовался золотой медальон в форме бабочки. Я сидел рядом с ней, одетый не в тюремные лохмотья и не в ту одежду, в которой пришел в Эмпис со своей умирающей собакой, а в темный костюм и белую рубашку. Костюм был бархатным, рубашка шелковой. На ногах у меня были замшевые сапоги с загнутыми голенищами — такие могли носить мушкетеры Дюма на иллюстрации Говарда Пайла [230] . Без сомнения, из коллекции Доры. Фалада удовлетворенно паслась неподалеку, а серокожая служанка Лии расчесывала ее гриву.

Мы с Лией держались за руки, глядя на наши отражения в неподвижной воде бассейна. Мои волосы были длинными и золотистыми. Мои немногочисленные прыщи исчезли. Я был красив, а Лия прекрасна, особенно потому, что снова обрела рот. Ее губы изогнулись в легкой улыбке. В уголках ее рта были только ямочки — никаких признаков язвы. Скоро, если моя мечта осуществится, я поцелую эти алые губы. Даже во сне я понимал, что это было: финальная сцена диснеевского мультфильма. В любой момент лепесток мог упасть в бассейн, покрыв воду рябью и заставив наши отражения дрогнуть, когда губы воссоединившихся принца и принцессы встретятся и зазвучит музыка. Никакой тьме не будет позволено омрачить идеальный финал сказки.

Только одна вещь была не на своем месте. На коленях красного платья принцессы Лии лежал фиолетовый фен. Я хорошо его знал, хотя мне было всего семь лет, когда умерла моя мама. Все ее вещи, включая этот фен, отправились в магазин «Гудвилл» [231] , потому что отец говорил, что каждый раз, когда он смотрит на то, что он называл ее «женскими штучками», его сердце снова разбивается. Я не жалел о том, что он отдал большую часть вещей, только спросил, могу ли я оставить ее сосновое саше и ручное зеркальце. У папы не было вопросов на этот счет, и они все еще лежали у меня дома на комоде.

Мама называла свой фен «Фиолетовым лучевым пистолетом смерти».

Я открыл рот, чтобы спросить Лию, зачем ей мамин фен, но прежде, чем я успела это сделать, заговорила ее горничная:

— Помоги ей.

— Я не знаю как, — сказал я.

Лия улыбнулась своим новым совершенным ртом и погладила меня по щеке:

— Ты быстрее, чем думаешь, принц Чарли.

Я пытался объяснить ей, что совсем не быстрый, потому и играл на линии защиты в футболе и у первой базы в бейсболе. Хотя я действительно продемонстрировал неплохую скорость в игре Индюшачьего кубка против Стэнфорда, но это было короткое и полное адреналина исключение. Однако, прежде чем я успел что-либо сказать, что-то ударило меня по лицу, и я мгновенно проснулся.

Это был добавочный кусок стейка — маленький, едва ли больше пальца. Перси зашаркал дальше по коридору, бросая такие же кусочки в другие камеры и приговаривая «Осаки, осаки». Это, как я предположил, было его лучшим способом сказать «остатки».

Хейми храпел, измученный последней тренировкой и обычной послеобеденной борьбой за опорожнение кишечника. Я взял кусочек стейка, сел, прислонившись спиной к стене камеры, и откусил от него. Что-то зашуршало у меня под передними зубами. Посмотрев, я увидел кусочек бумаги, размером едва ли больше, чем в печенье с предсказанием, засунутый между мясных волокон. Я извлек его. Написано аккуратной мелкой скорописью, почерком образованного человека:

«Я помогу вам, если смогу, мой принц. Отсюда есть выход через комнату администрации. Эта записка опасна. Уничтожьте ее, если вам дорога моя жизнь. Готовый служить вам Персиваль».

«Персиваль, — подумал я. — Не Перси, а Персиваль. Не серый раб, а настоящий мужчина с настоящим именем.

Я съел записку.

На следующий день на завтрак были сосиски. Мы все знали, что это значит. Хейми посмотрел на меня опустошенными глазами и улыбнулся.

— По крайней мере, я покончу со спазмами в животе и больше не буду надрываться, пытаясь посрать. Хочешь это съесть?

Я съел все свои сосиски и четыре его, надеясь, что они придадут мне немного дополнительной энергии. Но они засели у меня в животе, как свинец. Из камеры на другой стороне коридора на меня пялился Кла. Нет, не так — он сверлил меня глазами. Йота пожал плечами, как бы говоря: что тут сделаешь? Я ответил тем же жестом. Действительно, что?

Мы ждали. У нас не было возможности следить за временем, но оно тянулось невыносимо медленно. Фремми и Стакс сидели бок о бок в своей камере. Фремми сказал своему товарищу:

— Теперь они натравят нас друг на друга, старина, вот и все.

Я подумал, что они, вероятно, так и сделают — потому что это было бы особенно жестоко. Но хотя бы в этом я ошибся.

Как раз в тот момент, когда я начал верить, что это все-таки случится не сегодня, появились четверо ночных солдат, во главе с Аароном. Он всегда был на поле во время тренировок, размахивая своей гибкой палкой, как дирижерской палочкой, но это был первый раз, когда он явился в Глубь Малейн с тех пор, как водил меня посмотреть Беговую дорожку. И камеру пыток, конечно.