– Вы дали мне банкноту в пять тысяч иен.

– Послушай, детка, я дал тебе банкноту в десять тысяч иен. Не пять! Десять!

– Господин, я абсолютно уверена…

Он буквально встает на дыбы:

– По-твоему, я вру?

– Нет, по-моему, вы ошибаетесь.

– Ты что, феминистка? Обсчитываешь, потому что фригидна?

Очередь тревожно шевелится, но все молчат.

– Я…

– Я дал тебе десять тысяч, ты, жертва аборта! Давай сдачу! Быстро.

Она открывает кассу:

– Здесь даже нет десятитысячной банкноты.

Хряк брызжет слюной и скалит клыки:

– Ага! Ты прикарманиваешь деньги из кассы!

То ли я еще не совсем отошел от травки, то ли «Виртуа сапиенс» притупила чувство реальности, но неожиданно для самого себя я подхожу к этому типу и хлопаю его по плечу. Он оборачивается. Его рот кривит усмешка. Хряк еще здоровее, чем я думал, но отступать поздно, придется атаковать первым, чтобы не потерять преимущество. Выплескиваю кофе ему в лицо и бью головой в нос, очень, очень сильно. В глазах вспыхивают искорки рождественских гирлянд, а Хряк отступает с протяжным булькающим «ааааааааа». Зажимает расквашенный нос, кровь течет по пальцам. Я возвращаюсь в исходное положение, нащупываю, чем бы замахнуться. От боли в голове мой голос звучит нетвердо:

– Пошел вон, сейчас же, не то искрошу тебе долбаные зубы в долбаный порошок, – смотрю, что у меня в руке, – вот этой пепельницей!

Должно быть, я убедительно изображаю безумца – прогундосив что-то насчет полиции и нападения, Хряк ретируется. Посетители смотрят ему вслед. Лао-цзы хлопает меня по плечу:

– Чистая работа, Капитан.

Ослица подходит к своей коллеге, полная участия:

– С вами все в порядке? Я не поняла, что происходит…

Официантка с прекрасной шеей захлопывает кассу и гневно глядит на меня:

– Я и сама бы с ним справилась.

– Знаю, – отвечаю я.

Рождественские гирлянды зловеще мигают.

– Но все равно спасибо.

Она одаряет меня сдержанной улыбкой, так что, когда огоньки рождественских гирлянд начинают мелькать с новой силой, у меня есть чем отвлечься от боли. Сажусь на свое место, и на какое-то время боль получает мою голову в свое полное распоряжение.

Интересно, бывала ли моя мать в кафе «Юпитер», когда жила в Токио? Может быть – после того как родились мы с Андзю, – она сидела на этом самом месте, ожидая, когда с ней свяжется Акико Като. Трутни из «Паноптикума» работают даже по воскресеньям. Неиссякающим роем они залетают в здание и вылетают обратно. Прошло почти две недели с той бесполезной засады, а отца в Токио я так и не нашел. Может, он сейчас в каком-нибудь отдаленном пригороде, а может, читает спортивную хронику за соседним столиком. Лао-цзы сидит через две табуретки от меня, погрузившись в дурацкую игру.

– Привет. – Официантка с самой прекрасной шеей на свете держит в руках кофейник. – Налить?

– Боюсь, у меня больше нет денег.

– За счет заведения. В качестве оплаты за охранные услуги.

– Тогда с удовольствием. Спасибо.

Она наливает. Я смотрю. Потом она спрашивает:

– Как ваша голова?

Опираюсь на локоть, прикрываю рукой горло, чтобы она не увидела засос.

– Прекрасно.

– Еще что-нибудь?

– Что – что-нибудь?

– Еще один маффин? За мой счет.

– Чего я действительно хочу, если вы, э-э, не против, – боль придает мне храбрости, о которой я при обычных обстоятельствах и мечтать бы не мог, – так это узнать, как вас зовут.

Ее сдержанная улыбка на секунду запаздывает.

– Аи Имадзё.

Классное имя.

– А вас?

– Эйдзи Миякэ.

Не такое классное.

– Эйдзи Миякэ, – произносит Аи Имадзё, и я чувствую себя намного, намного лучше. Она изучает шишку у меня на лбу. – Наверное, это ужасно больно, когда бьешь кого-нибудь головой.

– Нет, если умеешь это делать. Как выяснилось.

– Значит, у вас нет привычки каждый день кого-нибудь бодать?

– Это был мой первый удар головой.

– Историческое событие.

На перекрестке загорается зеленый, и рой машин с жужжанием устремляется в туманную дымку.

– Я вас уже где-то видела, Эйдзи Миякэ.

– Да, в тот день, когда была гроза. Две недели назад. Вы решили, что я – ну, в общем, так оно и было – подслушиваю ваш телефонный разговор. В конце вашей смены. Я просидел здесь часа два.

– Ага, – кивает Аи Имадзё, – теперь вспомнила.

– Проклятые биоборги! – костерит Лао-цзы «видбой-3».

– У меня перерыв. Не возражаете, если я присяду?

Не возражаю ли я?

– Конечно нет.

И к моей радости и смущению – я еще не могу прийти в себя от ночи, проведенной с незнакомкой в отеле любви, – девушка с самой прекрасной шеей во всей вселенной садится рядом со мной.

– И как же прошла ваша встреча? – спрашивает она.

– С кем?

– С тем, кого вы ждали в день, когда была гроза.