– Тогда что же вы собираетесь обсуждать? Достоин ли я получить досье?

Ворона вспархивает на балкон и заглядывает в дом. Она размером с орла. Негромкий голос госпожи Ямая заставил бы замолчать целый стадион.

– Нет, люди моей профессии не принимают в расчет понятие «достоин».

– А что же тогда принимают в расчет?

– Обстоятельства.

Звонят в дверь, я вздрагиваю, и пепел обжигает мне ногу. Еще звонок. Просто нашествие какое-то! Несколько раз мигает особая лампочка, установленная потому, что сестра госпожи Сасаки страдает глухотой. Тычу сигаретой в пепельницу. Оставляю окурок. Снова звонок – и негромкий смех за дверью. Госпожа Ямая не двигается.

– Вы откроете?

– Извините, – говорю я, и она кивает.

По глупости и от волнения я не закрываю дверь на цепочку, а двое молодых людей за порогом так рады меня видеть, что на миг мне чудится, что все это подстроено госпожой Ямая и я угодил в ее ловушку.

– Привет! – лучезарно улыбаются юноши. Кто из них заговорил первым? Кипенно-белые рубашки, классические галстуки, аккуратные прически, будто смоделированные на компьютере. Не похоже на обычный прикид якудза. Они лучатся здоровьем и источают позитив. – Привет, дружище! Извини, если мы не вовремя. У нас замечательные новости! – Непонятно, то ли они собираются выхватить пистолеты, то ли сообщить мне о грандиозной скидке на прокат кимоно.

– Э-э, правда? – Я оглядываюсь.

– Правда! Понимаешь, в этот самый миг Господь наш Иисус Христос стоит у дверей твоего сердца и хочет узнать, не уделишь ли ты Ему несколько минут, чтобы Он рассказал тебе о радости, которой ты причастишься, если откроешь сердце и впустишь туда Его Любовь.

Я облегченно выдыхаю, они принимают это за согласие и продолжают с удвоенным рвением:

– Похоже, твое сердце не миновали бури. Мы несем благую весть Церкви Святых последних дней – может быть, ты о ней слышал?

– Нет-нет. По правде говоря, не слышал. – Глупое и опрометчивое заявление.

Наконец я закрываю дверь – улыбки на лицах мормонов просто приклеенные – и возвращаюсь в гостиную, но там уже никого нет. Неужели мне привиделась суровая гостья?

– Госпожа Ямая?

Ворона тоже улетела. Ничего, кроме напластований летних звуков: жужжания, потрескиваний и шипения. Бабочка с алчными глазами принимает меня за цветочный куст. Я наблюдаю за ней, и мгновения превращаются в минуты. На обратном пути замечаю то, что не увидел сразу, – коричневый конверт на диване, где сидела госпожа Ямая. Смутная надежда, что она оставила мне досье на отца, тут же улетучивается: на конверте написано «„Токио симбун“ – почтовый ящик № 333». Внутри – послание на мое имя, выведенное дрожащим стариковским почерком. Я сажусь и распечатываю конверт.

Когда полотнища мха стали такими плотными, что сквозь них было не продраться, Литературный Козлик с плеском вошел в журчащий ручей. Копыта в потоке цокали не по гальке, а по обеденным тарелкам. Вода была цвета чая. Литературный Козлик попробовал ее на вкус – отличный холодный чай. Литературный Козлик напился чаю, и в голове у него прояснилось.

– Поток сознания! – обрадовался он. – Похоже, я в предгорьях Дарджилинга.

Он затрусил вверх по течению. Фонарики орхидей расцвечивали полуденный сумрак под сенью унылых ландышей. Колибри с опаловыми крылышками пристраивались к инжиру, сочившемуся сладким соком. Лесной полог высоко над головой припорошила пастельная пыль дневного света. Литературному Козлику чудилось, что беспорядочные проблески складываются в слова. «Всю жизнь я искал несказанно сказочную сказку в сокровенном и таинственном. А м-может, м-мои сумасбродные странствия – совершенная суета сует? М-может быть, тайное скрывается в явном?»

Литературный Козлик дошлепал до залитой солнечным светом прогалины. Девушка с волосами как лен качалась на качелях, напевая мелодию без начала и названия. Литературный Козлик подошел ближе. Голос девушки и был теми шепотками, которые слышались старому козлу еженощно с самой середины лета.

– Ты ищешь несказанно сказочную сказку. – Она качнулась вверх, и Антарктика сдвинулась с полюса на немереные мили.

– Да, – ответил Литературный Козлик.

Девушка с волосами как лен качнулась вниз. Взошла Малая Медведица.

– Несказаннные сказки живут в горной стране.

– Как же м-мне найти эту горную страну?

– Иди по излучине до священного озера, переберись через стену и пройди над водопадом.

– Над водопадом…

Девушка с волосами как лен качнулась вверх.

– Ты готов заплатить?

– Я платил всю свою жизнь.

– Ах, Литературный Козлик. Ты еще не расплатился сполна.

– Помилуйте, чем же еще я могу заплатить?

Качели качнулись к земле. На них было пусто.

Когда Литературный Козлик подошел к священному озеру, он снял пенсне, чтобы стереть с него водяную пыль, и с изумлением обнаружил, что без пенсне видит лучше.

Поэтому он оставил пенсне на мраморной скале и обозрел озеро. Очень странно. Во-первых, водопад был бесшумным. Во-вторых, вода не падала с головокружительной высоты, а стремилась вверх головокружительным, кренящимся, пенным – и беззвучным – потоком. Литературный Козлик не обнаружил никакой тропинки, которая вела бы вверх. Он заговорил сам с собой, не издавая при этом ни звука:

– Я уже не козленок. Я слишком стар для символических странствий.

Даже в самую последнюю минуту он подумывал, не повернуть ли назад. Госпожа Хохлатка сойдет с ума от горя, если он не вернется, но у нее есть Питекантроп; она будет заботиться о нем, а он – о ней. Писатель в теле животного вздохнул. Потом подумал о своей несказанно сказочной сказке и спрыгнул с мраморной скалы. Озеро оказалось холодным и внезапным, как сама смерть.