– Собака! Ты не можешь сдержать своей похоти.

Относительно «прошлого» Перельмана она оказалась права: «тот» Перельман – хотел бы, чтобы его восхваляли, а не поносили. Поэтому – смущенный и обозленный всей этой бранью Перельман схватил пустою стопку из-под саке и швырнул ей в лицо.

Она отшатнулась и завопила так, словно её глаз подбили.

Это была фантасмагория! Никогда бы нордически стойкая в своих амбициях Хельга ничего подобного не допустила в свою реальность.

– Как! – в ответ ей вопил Перельман-похотливый. – Как! Эта уличная орфистка, всегда держащая нос и вагину по ветру, желает, чтобы я взял её с помоста «работорговца» (где на самом-то деле она сама продаёт свою душу), и в люди вывел? Чтобы она (как вагина вокруг пениса) обвивалась вокруг моих прозрений?

здесь требуется упомянуть, что изначально знакомство Перельмана и Хельги состоялось на презентации в Санкт-Ленинграде её второй книги, и она более чем заслуженно считала себя человеком реализованным.

но она прекрасно понимала ценность Перельмана – читающего сути мира; но она – всё равно не могла поступиться собой: она явилась торговаться и покупать… «здесь и сейчас» – оба они были всё ещё люди, хотели быть и остаться собой, и не могли иначе.

На деле (далее) – одна из ипостасей Перельмана собиралась прекращать всякие отношения с торговкой. На деле (ещё далее) – женщине справедливо (бы) показалось, что после такого кульбита никакие общения вообще перспектив не имеют.

Более того (совсем уже окончательно) – показалось, что общение этих мужчины и женщины вообще перспектив не имеет (как и мертвые сраму).

Но нет! Всё (как всегда) было немного (то есть гораздо) сложней: их (со)общение имело – бы смысл только там, где Хельгу (душу Хельги) можно будет назвать Дульсинеей.

Их (со)общение – было возможно лишь на самых вершинах и в самых низинах; потому – мы продолжим фантасмагорию дальше! Душа Перельмана двинула стрелку курсора, и в реальности ресторана ( где души почти что равны желудкам) произошло движение: в реальность вмешался целованный Перельманом малец.

Он подбежал к Хельге и поднес к её подбитой щеке салфетку с кубиком льда.

Более того(!) – помянутый малец напоминал мелкого божика мимолетной похоти Эрота (как раз из времён нероновых). Кубик льда и салфетку он взял с соседнего столика (не с того, за которым обустроились приведшие его мужчины); за этим (соседним) столиком сидели два убеждённых Украинца; заглавная буква указывает: самые что ни на есть западенского разлива радикалы и национал-изуверы.

Нам (разумеется) – сие пока что неведомо (как и то, что встреча ещё аукнется).

Эти бравые люди оказались неприятно удивлены резвостью мальца! Впрочем, нам пока нет дела до их нац-удивлений. Да и до прочих телодвижений, что происходят на окраине истины.

Вот одно их этих телодвижений:

– Сланцы? А что сланцы? – послышалось из-за столика (Украинцы попробовали продолжить прерванный разговор).

С чего бы Украинцам поминать это не экологически нечистое топливо? Если мы и узнает об этом, то не сейчас. Но это странное для ресторана (и какое-то очень сальное) слово удивительным образом версифицировало далекую Украину «их мечты» (и счастливо живущих в ней Украинцев).

Хельга (давая понять, что только сейчас осознала всю чудовищность происшедшего) – прижала лед к щеке и принялась стонать и плакать. Однако же «здешний» Перльман – тоже полностью переложился на волю Петрония и продолжал вопить на латыни:

– Ишь, надулась, как лягушка! И за пазуху себе не плюнет, пень, а не женщина!

Никто не был удивлен. Поскольку этих слов никто не услышал: реальность была помрачена украинскими «сланцами» (повторю: не слишком ценным энергоносителем); в описываемые мной «благословенные» годы никто не знал, насколько реальны мировые кризисы энергоресурсов и продовольствия.

Разве что (в ресторане на Невском) – здесь тоже шёл торг за «ресурсы»: дело обстояло, как в компьютерной игре! Тароватая Хельга полагала прикупить себе дополнительной души (лишив этой «жизни живой» похотливого Пере6льмана); но – что-то во всей этой истории для Хельги пошло «не так».

Итак(!) – цитировавшего Петрония Перельмана никто не слышал; однако – Перельман продолжил:

– Ведь рожденным в лачуге о дворцах мечтать не пристало.

Но(!) – опять же никто его слов не расслышал. Перельману сие не понравилось.

– Пусть мне так поможет мой гений, – окончательно обозлился похотливый Перельман. – как я эту Касандру-лапотницу образумлю.

Очевидно, что предсказание Хельги о его будущей неустроенности достигло-таки цели; но – ещё более очевидно, что очи похотливого Перельмана были весьма завидущими и могли бы его далеко увести.

Он (вдруг) – сказал голосом, резко упавшим с высот:

– Ведь я, простофиля, мог себе и стомилионную партию найти, – имелся в виду какой-нибудь брак по расчёту; Перельман язычески скоморошествовал: кому он в реальном (не версифицированном мире) нужен? Только себе, и всё.