— Так а корона все-таки будет? Ну хотя бы кокошник!

Глава 7. Любимые братья

Изба, что выделили мне пред торжеством была типичной без всяких там изысков, но мне как лягушке много и не надо было. Зеркало хорошее, да умывальник, где ополоснуться можно было уже неплохим-таким оазисом для меня в нынешней ипостаси.

Сейчас же я была занята совсем иным занятием:

— Довольна? – Весело уточнил Ванечка своим обычным голосом, решённым там всяких царских ноток в баритоне, и даже его плечи расслабились. Это снова был мой Царевич, говорить с которым можно было обо всем и ничем одновременно.

— Как лягушка в кокошнике! – Довольно квакнула я, рассматривая свой новый головной убор. Кокошник был микроскопическим, как будто был сделан на искусную куклу, да только настоящие гранаты сияли в нем не детским блеском.

— Тебе идёт. – Заржал мой суженный-ряженный, покачав головою. Говорить ему насколько я благодарна за внимание, ведь это был его царский указ или блажь, как глянь, изготовить этот кокошник, я не стала. А то ещё зазнается, поэтому я лишь благосклонно выдохнула:

— Я знаю, что мне идёт.

— Ещё меня самовлюблённым называют… — Под нос хмыкнул он, удобно устроившись на кровати моей, дабы обзор на меня был хороший да так и буравил взглядом своим, как будто за весь день ещё не насмотрелся.

— Как я выгляжу? – Все же повернулась я к нему, ещё и фату поверх зачем-то нацепив: — Дай угадаю, как лягушка в кокошнике? – От своей же глупости тошно стало, но до того вечер приятным был да Ванька под боком таким домашним казался, что глупые слова сами из рта рвались.

— Ты прекрасна, и одновременно, как всегда, нечто! – Таких комплиментов мне ещё не делали, впрочем, от его слов, что были сказаны до того откровенно, даже лапки потеплели, но я тут же постаралась перевести все в шутку:

— Но-но, Царевич.

— Что уже и после свадьбы нельзя? – Тут же подхватил он, подняв ехидно царскую бровь. Но неожиданно тон его сменился на серьёзный: — Так сколько говоришь длится лягушечий век?

— Ты меня сегодня же приколоть к столу решил? – Хмыкнула я со смешком, но он продолжал буравить меня взглядом сапфировых глаз:

— Я серьёзно, Руса.

Я вздохнула, прежде чем ответить:

— Максимум десять лет. Если никакая цапля не найдётся.

— А тебе…? – Махнул Царевич рукою.

— Не красиво у девушек про возраст спрашивать! – Пригрозила я пальцем, снова и снова любуясь перед зеркалом обновкой своей, ведь ни разу в жизни ничего милее не видела. Это же надо придумать!

— То есть около двух? – Поднял Иван бровь, оперившись мощною рукою на кровать.

— Около пяти. – Пожала плечами я, кружась у зеркала да довольно приквакивая: — А что? Я моложе выгляжу?

— Жаль. – Совсем иным тоном протянул Ванечка, тише добавив: — Я думал много меньше тебе.

— Чего приуныл? – Рассмеялась я тем временем беззаботно, глянув на него: — Неужто скучать будешь?

— Буду. Очень буду. – Серьёзно молвил он, отчего мне не по себе сделалось и я отвернулась, но он и дальше продолжил говорить: — Батя прав. Есть в тебе что-то. Огонёк какой.

— А ты всегда только на батино мнение полагаешься? – Уточнила я со смешком, на что он только головою вихрявою покачал:

— Чаще чем следует, но ты… Ты иное. – Вздохнул красавиц мой серьёзно, вперив в меня свой прекрасный взор: — Он озвучил просто то, что на языке было, да сказать казалось странным.

Я посмеялась, прежде чем выдохнуть:

— Все мы по-своему странные. Ежели всю жизнь других слушать, то и жизнь не твоя будет.

— Сильно. – Кивнул он мне, на что я продолжила мудрость свою говорить:

— Ты какой-то неправильный, Царевич. – И тише пробормотала, снова как воришка бросив на него взгляд: — Сама тебе жену подберу, кабы не обижала тебя. А то жалко коли она обижать станет…

— Правда? – Он хитро улыбнулся мне, не отрывая взгляда сапфирового от меня: — Думаешь, меня так просто обидеть, Царевна моя?

— Правда. Найдёшь ещё змею какую. Сердце моё, за тебя кровью обливаться будет. – Покачала я головою, с видом очень печальным, тут же для справки добавив, дабы себя не выдать: — В лягушечьем раю!

Смотреть на негодника этого отчего-то не выходило. До того родным он каким-то сделался за день этот, что от одной мысли о расставании нашем плохо мне делалось. Я так и застыла с кокошником этим у зеркала, не понимая себя, как Ванечка видимо добить меня собрался, серьёзно так молвив:

— Не нужен мне кроме тебя никто, даже если ты лягушка. Уж больно моя ты…

От таких заявлений лапки мои даже покраснели, а как иначе ведь, но я тем не менее выдала недовольно:

— Не говори ерунды, Иван!