Мы подъехали ко второму Т-образному перекрестку, где трасса № 8 пересекалась с трассой № 7. Именно здесь мы должны были повернуть на север, и это завершило бы короткий круг по окраинам города. Тогда мы оставили бы Насирию позади. Объезжая перекресток, мы сбавили скорость до ползания, и в этот момент я увидел первое капитальное здание, которое мы увидели с тех пор, как покинули передовые позиции США.

Прямо к востоку от шоссе 7 находился большой комплекс с глинобитными стенами. Там было темно, как в могиле, и казалось, что здесь совершенно безлюдно. Но все же в этом месте было что-то зловещее, и я чувствовал, что оно представляет реальную опасность и… почти зло. Это было странно, но ощущение черноты, исходившее от этого места, было больше, чем просто видимым. Я мог это чувствовать.

Холодок пробежал у меня по спине, когда мы начали пробираться мимо с предельной медлительностью. Мы ползли со скоростью 30 км/ч, наши 2,5-литровые дизельные двигатели тихо урчали в тихом ночном воздухе, наши шины издавали едва слышный гул на асфальте. Мы тренировались, тренировались и тренировались для такого бесшумного вождения. Секрет заключался в том, чтобы не делать резких движений с Пинки — никаких шумных ускорений, ни рычания двигателей, ни скрежета передач, ни хруста шин на дороге. Все было гладко и тихо, и мы были беззвучны, как ветер. Легкий порыв ветра скроет наше прохождение.

И тут я услышал это. Голоса. Это был всего лишь слабый обрывок арабского, повисший в прохладном воздухе пустыни. Я настроился, мои уши впитывали звук пылесосом. В ночной тишине голоса казались громче, чем были на самом деле. Я мог бы сказать, что это были не повышенные голоса, что это не был чей-то тревожный крик. Это не был чей-то крик: «Что, черт возьми, это за машины?»

Я повертел головой и своим оружием по сторонам, пытаясь уловить болтовню, чтобы точно определить, с какой стороны доносились голоса. И тут, краем глаза, я заметил фигуры. Я перевел взгляд прямо на них и в этот момент навел на них дуло своего пулемета. В одном конце темного двора группа сидящих мужчин оживленно болтала, и каждый сжимал в руках оружие.

Они были примерно в 50 метрах от нас, но по очертаниям их фуражек я мог сказать, что это иракские солдаты. Я прикинул, что это должна быть позиция численностью до взвода, так что всего, может быть, человек тридцать. Я не знал, видел ли их Джейсон, потому что его фургон находился в 250 метрах перед нами. Все, что нужно было сделать иракским солдатам, — это бросить взгляд в сторону дороги, и они увидели бы, как я навожу на них ствол своего единого пулемета.

GMPG, как мы его называем, произносится «джимпи», — имеет очень простое устройство механического прицела, и в свете моего ПНВ четко выделялся V-образный целик. Я был готов снять оружие с предохранителя и открыть огонь по этим фигурам при малейшем признаке какой-либо проблемы. Я знал, что в тот момент, когда я это сделаю, единый пулемет выплюнет огненную воронку, уничтожающую фигуры перед моими глазами.

Мне не нужно было проверять, что Трикки засек, куда я целился, и что у него был крупнокалиберный пулемет, готовый разразиться громом, если они нас заметят. Даже при том, что там могло быть тридцать вражеских солдат, мы могли легко переиграть взвод иракских войск, особенно когда на нашей стороне была внезапность. У нас были крупнокалиберный и единый пулеметы, установленные на очень устойчивой огневой платформе. У них было тридцать автоматов АК-47.

Когда мы пробирались вперед, мое сердце гулко стучало у меня в ушах, но, казалось, никто не заметил нашего ухода. Через несколько секунд мы миновали это зловещее здание и его обитателей, по-видимому, так, что нас никто не заметил. Испустив долгий вздох облегчения, я повернул свое оружие и себя лицом к предстоящему пути. На протяжении нескольких миль дорога казалась ровной и прямой. Насколько я мог видеть, было темно и пустынно, без какого-либо движения или света фар.

Мы ехали по приподнятой насыпи. На западе земля уходила вниз. На востоке она поднималась к невысокому хребту, который был усеян несколькими хозяйственными постройками. Нигде во всех направлениях не было ни малейшего проблеска света, ни каких-либо признаков жизни. Мы набирали скорость, и все, что я мог слышать, — это шуршание шин по асфальту и порывы ночного ветра. Я предположил, что сейчас мы проехали иракские передовые позиции, так что отсюда был путь прямо до Калат-Сикара. Мы были свободны на всем пути к цели миссии.

Впереди виднелись обнадеживающие очертания Пинки Джейсона и инженерной разведки. Я не сомневался, что мы все еще сможем выполнить задание. На мгновение я задумался о том, что мы узнали, проезжая через Насирию. Если разведданные могли так безнадежно ошибаться в отношении этого места, которое, по общему мнению, породило мать всех сражений, возможно, они также ошибались и в отношении района, простирающегося на север до аэродрома Калат-Сикар.

Вряд ли это была приятная мысль, но над ней стоило задуматься. Может быть, там вообще не было ничего относительно безопасного. Возможно, аэродром не был в значительной степени незанятым. Но если это так, то это был бы не первый случай, когда разведывательные данные были бы настолько безнадежно неверны. В любом случае, мы были на войне, и, как сказал нам Джеко Пейдж еще в Кувейте, он ожидал от взвода Следопытов чего-то экстраординарного.

Причина, по которой британская армия сформировала взвод Следопытов, заключалась в том, чтобы пойти на риск, основанный на имеющихся разведданных, и идти вперед. Таким образом, мы рисковали шестью, а не 600 или 6000 людьми. Мы можем потерять пару машин и нескольких хороших парней, но не целый батальон. То, что мы делали сейчас, определяло Следопытов: это пройти через территорию.

Мы были в километре к северу от Т-образного перекрестка, когда на мгновение мне показалось, что я снова уловил звук голосов. К этому времени мы разогнали скорость до 40 км/ч, так что мне пришлось напрячь слух, чтобы перекричать рев ветра. И действительно, я смог разобрать лишь слабое бормотание по-арабски. Приборы ночного видения, как правило, направляли ваше зрение в туннель зеленого света, куда бы вы ни смотрели, и ваше зрение становилось темным и туманным по направлению к периферии. Я взглянул налево, в направлении голосов, и внезапно заметил источник болтовни.