— Ладно, всех предупредил?

Дождавшись утвердительного взмаха ушами, Анвар продолжил:

— Пока ничего не предпринимай. Будь осторожен и не подпускай к себе демонов, да и остальную мразь, которая с ними якшается.

После очередного утверждения, Анвар отпустил гнола и, стараясь больше нигде не задерживаться, пошел к себе. Перед тем как заниматься делами, нужно было привести организм в порядок. Замок темного не прощает пренебрежительного отношения.

Сколько уже раз Сауле твердила себе: нужно быть более сдержанной, скромной и послушной, терпеть и не поднимать взгляда. Но как? Как можно терпеть прикосновения этих монстров? Один страшнее другого, с руками в крови и взглядом полным презрения и похоти. Смириться с положением не получалось.

Прошел уже год с тех пор, как Сауле попала сюда, в замок. Их привезли больше сотни, но ее и еще десяток девчонок Темный отобрал лично, чтобы из них сделали послушных девок для генералов. Прошло столько времени, столько унижений. Столько ошибок, приводивших ее к наказанию.

Вот и сейчас она вновь висела на цепях, а спину обжигали удары кнута. Кричать Сауле больше не могла, не было ни сил, ни голоса. Глаба, надсмотрщица над невольницами, порола девушку лично, не доверяя палачам. Глаба уже давно поклялась сделать из Сауле настоящую послушную рабыню, но… не выходило. Наложница не желала быть ни послушной, ни ласковой с генералами, подчиняясь только грубой силе. Но стоило тупому иерарху забыться и отвлечься, он получал демона вместо покорной наложницы.

В лицо плеснуло водой, соленой, опаляя истерзанное тело. Похоже, Сауле потеряла сознание, но этот метод быстро привел в чувства.

— Очнулась, хоршо, прдолжим, — неприятный громкий, скрипучий и одновременно раскатистый голос Глабы резанул слух.

Удар.

Нужно только попросить. Извиниться и пообещать быть хорошей девочкой, и издевательство прекратится, но проклятый характер!

Там в светлых землях, Сауле была доброй и отзывчивой девушкой, которая никогда не могла пройти мимо несправедливости. А здесь? А здесь несправедливостью прошито все пространство, ей пропитана каменная кладка и провонял спертый воздух. Здесь, где доброе слово воспринималось как слабость, а эпитет сострадательный худшее из ругательств, девушка стала средоточием порока. Пытаясь защищать себя, она бросалась на высокопоставленных темных, в попытке защитить других, шла против правил и стала завсегдатаем этой камеры.

Скрипнула дверь.

— Глаба, освободи пыточную. Морук истомился, дожидаясь, когда ты закончишь!

Сауле висела спиной к входу и не видела, кто явился, но по голосу узнала: Анвар, один из Всадников тьмы. Несущий смерть, самый страшный из приспешников Темного. Не внешне. Анвар был человеком. По слухам, из проклятого племени аксу. Проклятьем этого племени являлось пламя. Имел ли Анвар силы своего народа, никто не знал, потому что после прихода этого Всадника живых не оставалось — этим он и был страшен. Несущий смерть не брал пленников, не нужны ему были и рабы с рабынями. Ему нужен был Смерть.

— Это кто у тебя? Наложница? — продолжал между тем вошедший, не подозревая о мыслях прикованной. — Зачем ты ее портишь. Шкура вся в шрамах будет, кому она такая понадобится? Не проще придушить и моркам скормить?

— Плохая наложница, ашт, — заискивающе начала Глаба.

Представив эту громадную коричневую тушу с руками до колен заискивающей перед достаточно мелким по ее меркам человеком, Сауле получила хоть какое-то моральное удовольствие. Растянула потрескавшиеся губы в едкой ухмылке, к счастью этого никто не заметил.

— Не слушается. Бьет господ, но убить нельзя. Темный лично отбирал.

— Вот демон. Надеешься сломать? На девке уже живого места нет, она сдохнет скоро. Заканчивай, освободи зал.

Всадник не стал тратить на надзирательницу больше ни единой минуты, резко развернувшись, он покинул камеру.

— Как пркажете, ашт, — уже в закрытую дверь протянула убарг.

По коридору простучали тяжелые шаги, удаляясь. Глаба ударив еще раз, для острастки, резким движением высвободила оковы. Сауле кулем свалилась на пол не в силах удержать измученное тело вертикально. Изуродованная спина отдалась такой болью, что сознание вновь ускользнуло. Пришла в себя она, когда Глаба пыталась поставить ее на ноги, держа за волосы.

— Иди дрнь, иди, — толкала ее Глаба, не выпуская, впрочем, волос, а то слабая человеческая девка, то и дело пыталась упасть.

Сауле бросили в маленькой темной камере. На грязную подстилку, больше похожую на старую половую тряпку, лежащую поверх гнилой, воняющей нечистотами соломы. Здесь девушка наконец отключилась, позволяя измученному сознанию отдохнуть от неприятной реальности. Сколько она так провалялась, Сауле не знала. Лечить Глаба ее запретила, пока воспаление не охватило пол-организма, а вспыхнувший жар не забрал реальность. Только тогда пришел лекарь, использовавший самые жестокие методы лечения, но надо признать действенные. Уже через три дня жар спал, а бред отступил, возвращая ужасы реальности. Наконец, стало возможным подняться, чтобы сходить в туалет не под себя. Когда признаки недуга отступили, а Сауле стала напоминать паршивую орчиху, покрытую струпьями и разящую за добрый час, Глаба позволила перевести ее в комнаты. Перед этим пришлось пройти через умывальни, где Сауле долго и тщательно оттирали две гоблинки. Они шаровали жесткой волосяной мочалкой, абсолютно не разбирая, здоровая там кожа или нет. В результате из умывален Сауле вышла чистая и свежая, но с вновь разодранной и саднящей спиной.