Собрание стихотворений. В 2 томах. Том 1 и 2.
вернуться

Шубинский Валерий Игоревич
Шрифт:

Хор

строфа
Бедный Гейне, жидка белокурый,чья коса там в облаке дрожит?– Смерть мужской, немецкий, с партитурой,музыку ночную сторожит.
антистрофа
Скверно спать в гробу без боковины…– Серной Сены расползлась волна,и плывет в окно из Буковиныжидкая ночная тишина.2000

Зима во Франкфурте

Весь день гудели кирочные боталанемецкой шлакоблочной слободы;гроза была – как пробка не сработала —в коротких замыканиях воды;автобуса набрякшая гармоникаутягивала мех за поворот;турецкая собака с подоконникакривила, с мукой судороги, рот;я в дождь шагнул – его косые гвoздикимне стукались у шляпы на полях;соседский кот карябал лапой в воздухе,нетрезвый и усатый, как поляк;была зима вся изморозью траченой,но сквозь нее темнела и текла,неметчиною пахла и собачиной,и сладким тленом газа и тепла;я шел один. Ворoны или вoроныв слезах и искрах вились надо мной.Сменилась кровь. На все четыре стороныГроза ползла, не зная ни одной.2000

Drei konige, баллада

Опять с небоската колотит водаВ гремучие бубны радара,Из черных снегов – за звездою звезда —Спускается войско Гаспара: Слепого коня он ведет под уздцы, За ним с калашами шагают бойцы, Им нечего дать, с них нечего взять, Из самых последних наплакана рать, А первыми так и не стать им, И их воевода под стать им.Из черных морей – за ладьею ладья —(В тумане, как серная баня)Всплывает дугою эскадра-змея,Скелетами крыльев табаня: Под брызгами искр высыхает волна, Мадам Валтасар у бушприта пьяна, Кивает бантoм, в петлице бутон, Отходит десантная шлюпка бортом, И машут матросские девки Матрацным штандартом на древке.Из черных проплешин, из каменных нор,Из ссохшихся десен пустыниВ морщинистой коже ползет МельхиорС своими червями пустыми: Морщинистым глазом сжирая луну, Застенчиво жмется пластун к пластуну, Бездонны уста, простата пуста, Щекотится ус у незримого рта, А может, прикуска кинжала — Востры у язычников жала.Небесная язва пухла, глубока —Разрыва воронка сырая,Предатель ракету пульнул в облакаИ пляшет на крыше сарая, Завалы разобраны, сети сняты, Предатель с начальником стражи на ты, Мы спим, на подушку пуская слюну, — Цари-чернокнижники входят в страну. Помилуй нас, Господи Боже, Опять мы попались на то же.1999–2000

«На волны попятный выпят…»

На волны попятный выпятв шкурке полувосковойполый тополь солнцем сыпет,мертвый, полувековой —сучья старческие глaдки,желтой серой заплыли,листья – гнутые облаткина клею и на пыли —не нагнутся в токе сорномпаутинных кристаллид…Вдовья тополь, газом чернымвся очеркнута, стоитза рекой. Сходить бы – не с кем,да и как назад потом? —мoстом Александро-Невским,топким охтенским мостомза рекy, где сушь литаяженских тoполей аллей?Пух летит не долетаяот утопших тополeй:водный шар в магнитной раме,пух искрящийся над ним…Кем родиться в смертном сраме?– только тополем одним,кем же кроме? Кроме – некем,кроме тополя в окне…Разве только – блеском некимвскользь по вздыбленной волне..?2000

«…а вернемся – в ртутный город, без мгновенья золотой…»

…а вернемся – в ртутный город, без мгновенья золотой,как перчатка наизнанку, шевелящий пустотой,где с ладони краснопалой на дворцы и на дворыледенеющего жара разбегаются шары;…будет тихо на причале – ни огня, ни корабля,лодочник культю протянет в направлении рубляи польет волна косая, золотея с-под винта,от причала до причала, от моста и до моста;…или будто бы случайно я тряхну из кошелькатри текучие крупинки дорогого порошка,и польет волна косая через Зингера и Ко,заливая в шар крылатый золотое молоко;…или я такое слово на три такта просвищу,что польет волна косая по обводному свищу,золотя и золотея, догоняя ртуть-свинец,чтобы море на рассвете стало морем наконец.2000

«На глубoко-синем небе треугольные круги…»

На глубoко-синем небе треугольные круги.Из-за лиственного блеска не по-русский говоръят.Тишина и нега мира – вот вам главные враги,Отрядившие дозором голубят и воробьят.Сколько будет еще длиться этот вечер-до-войны,Сколько еще будут литься щебетанья и щелчки,Сколько виться еще будут ангелочки сатаны —Наконечники без копий и воздушные волчки?Я – веревка в вашем доме, я – шкилет у вас в шкафу,Я – неношеная шуба в шкапе запертом у вас,Тишину и негу мира вам не кинуть на фу-фу,Тишина и нега мира дотлевает, как фугас.2000

Письмо с моря, июль 2000 г., отрывки

…когда распоротый туманнабухнет, точно две сирени,скользнет по яхтам и домамстрела в горящем опереньи,и вспыхнет башня на скале– во мглы слабеющем растворе —для всех, заблудших на земле,для всех, блуждающих на море,и бросится с востока назакат, незнамо кем влекома,внезапная голубизнау окаема окоема.…тогда, сквозь минные поля,расплавленные в датских шхерах,всплывут четыре кораблярасстрелянных. Четыре – серых.Сирена закричит во мглео смертном, о последнем горе —для всех заблудших на земле,для всех блуждающих на море,для тусклых башенных огней,стрелой погашенных каленой,что на восток, в страну теней,идут кильватерной колонной.…но что останется от них?– aлмазной стрелки взмах и промах,молчание проклятых книги грохот волн на волноломах —2000

В раю, должно быть, снег

В раю, должно быть, снег. От сосен на пригоркедо моря черно-алого, куда закат затек.В раю, должно быть, снег. И всё – ни норки в норке,ни галок письменных, ни белок-распустех.В раю, должно быть, снег. И ангел-истребительустало барражирует сверкающий озон.В раю, должно быть, снег. Единственный в нем житель —в пальто расстегнутом и мертвый Аронзон.В раю, должно быть, снег. Я был над ним, пролетом.В пыли иллюминатора косой стеной он рос.Но из подмышки перистой пунктирным пулеметомего отрезала цепочка черных роз.2000