Четверть века спустя Ольденбург вспоминал, как поразили его, где-то в 1909 г., на заседании Г. Думы слова крайне правого православного монархиста, Г.А. Шечкова, об окончании константиновской эпохи христианства и возвращении западной идеологии демократического пантеизма обратно к миланскому эдикту 313 г.: «с тех пор миновало лето мировой жизни: и теперь наступает осеннее равноденствие – уравнение язычества с христианством. Настаёт волчий век, и мы с тревогой глядим на предстоящие долгие тёмные ночи».

Неуместны в связи с этим иногда встречающиеся попытки изобразить С.С. Ольденбурга каким-либо умеренным либералом, а не православным монархистом. Что вполне касается также Императора Николая II, относительно которого разбор ошибочных трактовок и побудил Ольденбурга в дальнейшем написать его историю.

Георгий Шечков противопоставлял самодержавный монархический принцип демократическому парламентаризму на основе непризнания Евангелием решений счётного большинства и на примере Собора 1613 г., когда Династия Романовых не была избрана каким-либо большинством голосов либо вследствие делегирования народной власти. Постановление Собора Царю Михаилу гласило: «не по человеческому единомыслию, ниже по человеческому угодию пред-избра, но по праведному суду Божию сие царское избрание на Тебе» [Г.А. Шечков «Обязанность или привилегия» М.: Тип. Русского Голоса, 1906, с.4].

По всей видимости, С.С. Ольденбург вспоминал думский вероисповедный законопроект о равноправии, вызвавший сильнейшее недовольство всей правой печати, направленной против к.-д. и союза октябристов: «Тактика г. Гучкова блистательно оправдала себя перед революционерами. Под прикрытием тихеньких фраз и дружелюбных отношений с властями, октябристское ополчение достигло теперь того, чего не могли сделать ни вооружённые восстания, ни всеобщие забастовки. Россия впервые становится не Россией, перестаёт быть тем, чем была тысячу лет и чем до сих пор ещё значится по основным законам» [«Земщина», 1909, 3 июня, с.3].

В эти дни Н.Е. Марков, Г.Г. Замысловский, Г.А. Шечков были приняты московским митрополитом Владимиром, который выразил им благодарность за речи против врагов православия.

М.В. Родзянко, напротив, упирался и уверял газетчиков, что вопреки слухам из газет к.-д., его фракция «никогда» не поступится вопросом о веротерпимости и не снимет его с очереди рассмотрения в Г. Думе [«Голос Москвы», 1909, 28 января, с.3].

История законопроекта не попала на страницы «Царствования Императора Николая II» С.С. Ольденбурга, т.к. не возымела реальных последствий. Но он отмечает, что в 1909 г. А.И. Гучков и октябристы сблизились с левыми партиями. «Голос Москвы» нападал в 1909 г. гораздо чаще на СРН, М.О. Меньшикова и В.П. Мещерского, а не на левых. Приводя из газеты СРН «Минское Слово» пассажи про «поганый язык» П.Н. Милюкова, издание октябристов как будто сочувствовало лидеру партии к.-д. и брало его под защиту. В правых изданиях за 1910 г. «Голос Москвы» называли органом левых октябристов, которые ближе к левому лагерю, чем к монархическому.

Газета умудрялась называть православно-монархические убеждения протоиерея Иоанна Восторгова проповедью папизма. Абсурдную риторику октябристов чуть позже не постеснялся подхватить ненавистный им А.И. Дубровин, когда от него стали отходить правые монархисты и о. Восторгов сформировал отдельный Московский СРН. Дубровин, столкнувшись с тем что духовенство начинает перехватывать лидерство в СРН, тоже заговорил об угрозе папизма.

Несомненно, что мемуарист и историк, зрелый Ольденбург располагается намного правее партии октябристов, но и в 1909 г. он уже ощущал себя христианином, а не либералом. Идеология Союза 17 октября, по самому его наименованию, имела сиюминутное, прикладное значение. Компромисс между последовательной правой монархической идеологией и полноценным левым либерализмом, был слишком неустойчив и неминуемо должен был рассыпаться от неразрешимых противоречий внутренних конфликтов принципов.

Первоначально блокировавшаяся с монархистами партиями октябристов принимала участие в борьбе с революцией 1906 г., и этим, а не либерализмом, она снискала поддержку С.С. Ольденбурга. Свободолюбия хватало и в каких угодно других партиях. Когда октябристы вильнули налево, Сергей Сергеевич за ними не пошёл, сдвинувшись скорее ещё правее. Партия октябристов не являлась чем-то однородным. Существенные расхождения взглядов наблюдаются при одном формальном членстве в к.-д. Или в Союзе Русского Народа. Ориентир на политику Императорского правительства для С.С. Ольденбурга служил более надёжной вехой, чем октябризм.

18 февраля 1909 г. С.Ф. Ольденбург писал Вернадскому: «Как Серёжа? Судя по его письмам, он порядочно занят и по римскому праву работает». 21 марта В.И. Вернадский сообщал жене: «Серёжу не видел – в день отъезда твоего он опоздал и обедал один, а вчера не был вовсе». Отец и сын продолжали годами проживать в разных городах, однако 20 мая 1909 г. Вернадский упоминает «безумное ухаживание» Ольденбурга-старшего за сыном, подразумевая, судя по контексту сравнений, финансовую сторону их отношений [В.И. Вернадский «Письма Н.Е. Вернадской (1909-1940)» М.: Наука, 2007, с.18, 22].

Придерживаться правых взглядов в среде левого студенчества было весьма непросто. О чём имеется краткая обмолвка С.С. Ольденбурга, отсылающая к собственному опыту, сравнительно с идейными переменами в эмиграции: «когда в прежнее время в большинстве бывали левые, они такой корректности и терпимости к правому студенчеству не проявляли!» [«Русская Мысль» (Берлин), 1922, Кн.VIII-XII, с.200].

Подробнее о пережитом им вспоминал сменовеховец Николай Устрялов: «вот С.С. Ольденбург, незаурядная личность. Ясно представляется его тщедушная, чистенькая фигурка на трибуне в аудитории №1. Кругом убийственный шум, свистки, крики “долой”… Он же совершенно спокойно, как ни в чём ни бывало, упорно, хотя и тщетно, хочет сказать свою речь от… студенческой фракции октябристов». На весь Московский университет октябристов было 3-5 штук, по утверждению мемуариста левых взглядов, рассказывающего о молодом монархисте, всё же, с симпатией: «изумительно мягкий, застенчивый в личном общении», «он был всегда непоколебимо твёрд и даже упрям, как только дело доходило до политических споров». С.С. Ольденбург тогда был за союз России и Германской Империи. Не закончил оба факультета, где пробовал учиться.