Шрифт:
В а р я. Для тех, кто об этом мечтает. А для меня — прожить жизнь, чтобы ни от кого не зависеть. Я так думаю, если у меня с библиотечным техникумом получится, все будет в порядке. А вообще я никакой работы не боюсь. Я шью, вяжу, голова у меня тоже варит.
П е т р Е в г р а ф о в и ч. Постараюсь помочь тебе с техникумом.
В а р я. Сама все сделаю. (Уносит посуду со стола на кухню.)
Звонит телефон.
П е т р Е в г р а ф о в и ч (берет трубку). Да? Слушаю. Да говорите же… (Кладет трубку.) Молчат и дышат. Ерунда какая-то. (Садится за письменный стол.)
Возвращается В а р я, неслышно собирает оставшуюся посуду, убирает со стола и на цыпочках направляется на кухню.
Слушай, Варя, это не тебе звонят? Дышит кто-то в трубку и молчит. Раньше этого не бывало. Может, твой геолог? Ты скажи, я позову.
В а р я. Да вы что? Я никому ваш телефон не давала. И если кто меня спросит — вы сразу же кладите трубку. Разве что из «Зари» проверка?
П е т р Е в г р а ф о в и ч. Молчит и дышит.
В а р я (улыбнувшись). Это, скорее всего, ваши, Петр Евграфович, поклонницы звонят. Услышать голос хотят. А поговорить боятся.
П е т р Е в г р а ф о в и ч. Чего?
В а р я. Мало ли. Я бы на их месте тоже боялась.
П е т р Е в г р а ф о в и ч. Но вот говоришь ведь ты со мной и не боишься.
В а р я. Это вы со мной говорите, а не я с вами. Разница.
П е т р Е в г р а ф о в и ч. Любопытно. А если бы ты со мной говорила, что сказала бы?
В а р я. А я спросила бы… Ну, я, конечно, читала: театр должен воспитывать и все такое прочее. Хотя вон подруги сходили, обрыдались, говорят, а потом как с гуся вода. Значит, и театр их не берет. А вы книги специальные о театре пишете. Так на что надеетесь?
П е т р Е в г р а ф о в и ч. Ты притчу о восемнадцатом верблюде слышала?
В а р я. О каком?
П е т р Е в г р а ф о в и ч. Есть такая притча. Умирал старый араб. Было у него три сына и стадо из семнадцати верблюдов. Вот он и распорядился: старшему сыну — полстада, среднему — треть, а младшему — девятая часть. Сказал и помер. Стали делить — ничего не выходит. Семнадцать на два делится?
В а р я. Нет.
П е т р Е в г р а ф о в и ч. На три делится?
В а р я. Нет. Ни на что не делится. Как же быть? Не рубить же верблюдов?
П е т р Е в г р а ф о в и ч. То-то и оно. Но тут, к счастью, показался дервиш. Братья к нему — помоги. Дал он им своего верблюда, стало восемнадцать. «А теперь, говорит, делите». Восемнадцать пополам — старшему девять. Среднему шесть. Младшему два. А в сумме?
В а р я. Девять плюс шесть плюс два… Итого семнадцать.
П е т р Е в г р а ф о в и ч. Все правильно. Остался верблюд дервиша. Он сел на верблюда и уехал. Все довольны.
В а р я. Ну и ну! Точно. Ловко.
П е т р Е в г р а ф о в и ч. Вот я и хочу, чтобы каждая моя книга была как тот восемнадцатый верблюд.
В а р я. И нравится вам это дело — своим верблюдом другим помогать?
П е т р Е в г р а ф о в и ч. Обожаю. Вот так всем все объяснишь, глядишь — и сам что-нибудь поймешь.
В а р я. Вы себе помогите! Я уж не говорю — сервиза порядочного нет, тарелки сборные, но даже полуботинки у вас… Знаете, какие в этом году носят?
П е т р Е в г р а ф о в и ч. Дело в том, Варя, что у меня ноги прошлогодние.
В а р я (мрачно). Юмор. (Вздохнув.) Ну, я все сделала. Если вам ничего не нужно, я пойду.
П е т р Е в г р а ф о в и ч. Книги не забудь.
Варя берет.
Слушай, Варя, а что ты делала в самодеятельности?
В а р я. Чечетку отбивала. Под «Дунайские волны». Очень люблю это дело. Хоть до утра. Сплясать?
П е т р Е в г р а ф о в и ч. А ты не устала?
В а р я. При чем тут?.. Жаль только, аккомпанемента нету.
П е т р Е в г р а ф о в и ч. Могу подыграть. (Снимает гитару.)
В а р я. А вы умеете?
П е т р Е в г р а ф о в и ч. «Дунайские волны»? Кто же их не умеет? (Начинает играть.)
Варя сначала тихо, а затем все более громко отбивает под музыку чечетку.
Квартира Агнессы Павловны. Раздаются звонки, но в квартире никого нет. Через небольшую паузу — опять звонки. Слышно, как открывается входная дверь, и в комнату поспешно, в пальто, входит А г н е с с а П а в л о в н а. Хватает трубку.