— Закрыть залы заседаний! Пусть дворяне и духовенство также покинут залы. Они могут затем собраться вновь для обсуждения интересующих их вопросов. Что касается делегатов третьего сословия, распустить их по домам!

Распорядитель церемониала заседаний Генеральных штатов был ошеломлен: дворянство и часть духовенства подчинились приказу беспрекословно, но депутаты третьего сословия; как один, остались сидеть на своих скамьях. К ним присоединилась наибеднейшая часть духовенства.

Тогда распорядитель церемониала подошел к председателю Национального собрания Байи и спросил:

— Разве вы не слышали приказ короля?

— Слышал, — почтительно ответил Байи, — но теперь я хочу выслушать приказ Национального собрания.

Тут поднялся один из лучших ораторов своего времени — адвокат Мирабо. Он умел говорить с такой силой, что потрясал стены зала; когда же он хотел проникнуть в сердца слушателей, в его голосе звучали задушевные, ласковые ноты.

— У вас нет здесь ни места, ни права, ни голоса! — крикнул он. — Прочь отсюда! И передайте вашему повелителю, что мы — избранные волей народа — покинем этот зал, только уступая штыку!

И король применил штык. 20 июня депутаты увидели у входа в зал заседаний отряд вооруженных солдат.

— Вход закрыт, потому что в зале внезапно скончался королевский секретарь, — объявил распорядитель церемониала.

— Да, но мы хотим быть уверены, что в зал не войдут аристократы и духовные лица! — нашелся Сийес.

А подошедший офицер королевской стражи, не зная, какой предлог выдвинул распорядитель, сказал:

— Господа, я очень сожалею, но впустить вас не могу. Зал закрыт для ремонта. Двадцать третьего июня здесь состоится торжественное заседание в присутствии короля, и залу надо придать надлежащий вид.

Версаль был населен лакеями и прочей дворцовой челядью, живущей подачками придворных вельмож. У кого здесь искать сочувствия! Шел проливной дождь. Шестьсот представителей народа, пришедшие пешком из Парижа, промокшие насквозь, по колено в грязи, под порывами сильного ветра, но бодрые духом не захотели расходиться, несмотря на непогоду.

Неподалеку от дворца находилось помещение с залом для любимой в те годы игры — игры в мяч. Его содержал небогатый человек.

К нему-то и обратился один из делегатов, который понял, что на короля надеяться нечего: он ни за что не откроет двери для третьего сословия.

Выслушав просьбу делегата, хозяин помещения возмущенно спросил:

— Неужели король оставил вас на улице?

— Потому-то я и обратился к вам, что мы остались на улице. Мы уплатим за зал сколько полагается.

Хозяин перебил его:

— Друг мой, я согласен отдать мой зал представителям народа. Но только если вы примете мое условие.

— Любое. Говорите!

— Мое условие: ни слова о деньгах! Представителям народа я могу отдать свое помещение лишь бесплатно.

Так, один из тех, кто занимал самое незаметное положение в обществе, но входил в могучее сейчас третье сословие, дал приют представителям народа, которых Людовик XVI прогнал с их депутатских мест.

Взволнованный делегат снял свой черный берет и низко поклонился хозяину.

— От имени народных представителей спасибо истинному гражданину Франции.

И началось заседание. Полутемный зал с трудом вместил шестьсот человек. Стены зала были черные, без единого украшения, для того чтобы легче было следить за полетом кожаных мячей и считать очки. У проживавшего рядом портного одолжили деревянный некрашеный стол, стульев не нашлось. Вот какова была обстановка этого торжественного собрания, ставшего историческим. За столом занял место, тоже стоя, председатель Байи. Вокруг него столпились делегаты. Кто-то раздобыл кресло и предложил его Байи, но тот наотрез отказался: он не хотел сидеть, когда остальные депутаты были вынуждены стоять.

В зале царил безупречный порядок: ораторы выступали один за другим.

Они настойчиво повторяли, что намерены обсуждать не только финансовые вопросы, как того требовал король, но и общее положение дел во Франции. Они хотели ограничить власть короля, править вместе с ним.

Слово «конституция» стало все чаще слышаться в речах депутатов. Казалось, произносимые здесь слова подтачивают устои трона, на котором по-прежнему беспечно сидит король; он еще не понимает или не хочет понять, как важно для Франции то, что происходит сейчас в этом невзрачном на вид помещении.

Весь день длились прения, а к концу заседания выступил Робеспьер, в то время мало кому известный адвокат. От имени депутатов департамента Артуа, который представлял и он, Робеспьер предложил текст присяги. Делегаты единодушно приняли текст, и эта присяга вошла в историю под названием клятвы в зале для игры в мяч.

«Нам не нужны ни пышный зал, ни торжественная обстановка; где бы ни собирались впредь депутаты данной Ассамблеи, это всегда будут заседания Национального собрания.

Депутаты приносят торжественную клятву, что не перестанут собираться до той поры, пока не будет прочно установлена Конституция».