– То есть, – медленно проговариваю я, – его смерть твоих рук дело?

– Именно. Эта фирма родилась благодаря мне, потому что, как ты уже знаешь, я был неравнодушен к жене своего друга, хотел показать ей его ничтожность, что без меня он полный ноль. Но Ромашов, должен признать, обладал хорошей деловой жилкой. Фирма процветала во многом благодаря его решениям, но я помнил, что всё началось с моей благотворительности. Фирма принадлежала мне с самого начала. Мне одному. И в какой-то момент я понял, что с меня достаточно. По-хорошему отдать мне акции он не захотел. Потому я выждал достаточное время, устроил всё так, чтобы ему пришлось написать доверенность на моё имя и подстроил аварию. Он погиб, я выставил его настоящим слабаком перед женой, развёлся сам, а она… Она предпочла жить в нищете, которую, к слову сказать, тоже организовал я. Видишь, мальчик? Никакой удачи не нужно, если есть мозги. Надеюсь, у тебя они тоже есть и ты понимаешь почему я тебе это всё рассказал.

– Потому что ты беспринципная тварь, которой плевать на жизнь собственного сына?

– Ты родился, лишь потому что была такая необходимость. Но я ценил твою жизнь, потому что в тебе текла моя кровь. Давал тебе всё то, что должен давать отец своему ребёнку. Я был уверен, что вырастил достойного человека, сына. Я ошибся. Что ж, и самые великие умы допускают ошибки, тут ничего не поделать. Потому знай, мне проще вычеркнуть из своей жизни эту досадную ошибку, чем пытаться её исправить. А что касается наследника… С этим мне поможет моя молодая жена.

– Ты не посмеешь! – вскакиваю я с места.

– И как ты мне помешаешь, позволь поинтересоваться? Вновь кинешься с кулаками? Ты абсолютное ничто, сын! – тоже резко поднимается он из кресла. – Ничтожество! Ты не способен мне ни помешать, ни вообще что-либо мне сделать! Ну же, набросься на меня! Одно заявление уже лежит в отделении полиции, а второго не понадобится, потому что мой охранник будет защищать мою жизнь. У меня целый зал свидетелей, которые с удовольствием подтвердят, что ты желал мне смерти.

– Сукин сын, – зло усмехаюсь я и отталкиваюсь от стола, на который опирался руками. – Хорошо, па-па, мы ещё посмотрим кто из нас двоих ничтожество. А пока доброй ночи. И советую воздержаться от исполнения супружеского долга. Твоему лицу и так досталось, а тут ещё и ноготки Яси. А они у неё острые, по себе знаю.

С этими словами я разворачиваюсь и выхожу из кабинета. Вновь сдерживаю себя оттого, чтобы броситься в комнату Яси. Ничего, скоро я её увижу и больше никуда от себя не отпущу.

Меня вновь до самых ворот провожает всё тот же охранник.

Представляю, в каком отец сейчас бешенстве. Провоцировал меня, провоцировал, а я сдержался. Чёрт, едва-едва, если честно. И да, страшно, если он решит сорвать зло на Ясе. Хотя должен понимать, что она просто так ему не дастся.

Прости, родная, что не могу тебя забрать прямо сейчас. Обещаю, буду вымаливать у тебя прощения за это всю оставшуюся жизнь, а сейчас нужно ещё немного потерпеть. Ты же справишься, моя девочка? Знаю, что справишься. Ты у меня невероятно сильная. Необыкновенная.

Иду вдоль соснового леса, расположенного с другой стороны дороги от территорий особняков, ещё минут десять. Дышу полной грудью, предчувствуя скорую победу. Вот он мой шах и мат, на руках. Всё скоро закончится, и мы с Ясей… Больше никаких переживаний, потерь и лишений! Потрачу всё своё время, делая её счастливой. Она забудет, как страшный сон, жизнь с моим отцом.

Лев замечает меня издалека и тут же заводит машину. Занимаю пассажирское сидение, и детектив сразу же трогается с места.

– Ты отлично сработал, Слав, – говорит он через минуту. – Всё записано в высоком качестве, каждое сокращение мышц его подбитой рожи. Звук чёткий, слышан каждый скрип его кресла. Признание своей вины, угрозы жизни – мы засадим его на несколько лет. И очень далеко. Будь уверен.

– Я и уверен, – хмыкаю я.

Шах и мат, па-па.

Яся…

Я стою у кроватки проснувшегося сына, когда дверь с громким стуком о стену открывается.

– Ты! – ревёт Свят, надвигаясь на меня. – Мелкая тварь! Вздумала насолить мне? Мне?!

Он вновь с размаха бьёт меня по лицу, отчего я падаю на пол, а Митя начинает плакать. Многострадальная скула и так саднила болью, а сейчас и вовсе горит огнём, но я не произношу и звука, переживая лишь о малыше.

– У тебя ничего не выйдет, ясно? – холодно произносит мужчина, расправив плечи и, кажется, взяв себя в руки. – Ты сейчас же позвонишь своему прихлебателю и скажешь, чтобы он убрался из моего офиса без каких-либо претензий на мои деньги!