Шрифт:
Из кустов высунулась козлиная голова. Со злыми глазами. С острыми рогами.
Потом показались большие отточенные копыта. И наконец вышел Козёл.
Был он рослый, но кургузый. Длинноногий. Толстопузый. Не причёсан. Не умыт. Шерсть сосульками висит.
— Кто обозвал меня нахалом? — Козёл гневно колупнул землю копытом.
— Я! — отважно крикнул Артос и цап зубами Козла за ухо.
— И я! — гаркнул Ромка, прыгая Козлу на спину.
— Я не обзывал, но всё равно, — пробурчал Фомка, налетая на Козла сбоку.
А Козёл взбрыкнул ногами. А Козёл тряхнул рогами.
И друзья с него посыпались, будто сухие листья с дерева.
Ромка — усами в кочку. Фомка — боком об урну. Артос — головой о берёзу.
Не успели они шишки пощупать, царапины зализать, а Козёл снова рога нацелил.
— Бежим... — еле вымолвил Ромка.
И со всех собачьих ног друзья пустились наутёк.
Козёл — за ними.
Вот-вот догонит. Острым рогом проколет. Копытом пронзит.
Поджал хвост Ромка и мчится вприпрыжку.
Следом Фомка улепётывает. Лапы быстрей велосипедных спиц мелькают.
Последним Артос скачет. На бегу Козлу зубы кажет.
А Козёл того пуще ярится. Грозно блеет да громко грозится:
— Быть вам битым! Быть вам битым! Догоню — прибью копытом. Острым рогом проколю, если только догоню!
Перемахивая через кусты, перелетая через клумбы, они миновали сквер и выкатились на середину улицы. И понеслись по ней навстречу потоку автомобилей, трамваев, троллейбусов.
Завизжали, заскрипели тормоза.
Загудели тревожно автобусы.
Зазвенели рассерженно трамваи.
Загукали возмущённо троллейбусы.
Закричали водители.
Замахал руками, засвистел разгневанный милиционер.
А псы несутся — уши трясутся.
Следом Козёл мчит — искры из-под копыт.
Тут из-за поворота. На полной скорости. Прямо на них — автомобиль.
Ромка, Фомка и Артос прошмыгнули меж колёс. А Козёл — в автомобиль... Трах рогами... Дым и пыль.
Крупные неприятности
Едва глянув на Степана Ивановича, сразу почуял Ромка: что-то случилось. И не ошибся.
Усадил хозяин Ромку на колени. Поглаживая, сказал:
— Уезжаю я, Ромка. Надолго. На всё лето. К нефтяникам. На Самотлор. Надо им помочь трубу строить. Чтобы нефть по ней оттуда сюда текла. Понял?
Внимательно и насторожённо Ромка засматривал человеку в глаза. Топорщил уши-лопушки. Вертел головой, тряс бородой. Но ничего не понимал, кроме одного: хозяин уходит из дому.
Не знал Ромка, что такое Самотлор и где он находится. Не понимал, какую и как это можно строить трубу и отчего по ней потечёт нефть с Самотлора. Да и что такое нефть — пёс не имел ни малейшего представления. Зачем ему это? Главное — Степан Иванович покидает его. Надолго.
Затих Ромка, загрустил. Хвост уныло опустил. Голову понурил. Брови принахмурил. И на Ромкины глаза навернулась вдруг слеза.
— Не грусти. — Растроганный Степан Иванович потрепал Ромку по шее, почесал за ушами. — Не навовсе расстаёмся. Да и не один ты останешься. Здесь пока поживёт мой племянник Витя. Парнишка неплохой. Не обидит.
Поцеловал Ромку в чёрный бархатный нос. И ушёл.
И остался Ромка с Витей.
И сразу начались у Ромки неприятности.
Задумал Витя выдрессировать Ромку так, чтобы можно было перед друзьями похвастаться. Целый день командует:
— Ромка, ко мне!
— Ромка, сидеть!
— Ромка, лежать!
Столько разных команд понавыдумывал, что от них у Ромки стала голова кружиться и бессонница началась.
Чего только Витя не заставлял делать Ромку! И тапочки принести. И кепку подать. И на задних лапах ходить. Зато забывал вовремя покормить да налить в чашку свежей воды.
И на прогулку Ромку одного не пускал, не давал ему с Фомкой и Артосом поиграть. А водил по двору на поводке. И всё командовал, командовал. Изображал перед мальчишками Ромкиного укротителя и повелителя.
Начал Ромка хиреть. Перестал играть и петь. Ничего ему не мило. Бродит скучный и унылый. Не обласкан, не оглажен, не расчёсан вовсе даже.
А Витя знай себе кричал на Ромку, даже шлёпал его иногда. И однажды злой мальчишка придумал такую штуку...
Ромка понуро лежал на диване, вспоминая недавнее житьё своё со Степаном Ивановичем. И такая щемящая грусть накатила на Ромку, что он непроизвольно всхлипнул и закрыл глаза лапами.