В голове Линн мгновенно пронеслись кошмарные картины: она и беспомощный, больной отец на улице. Где они будут жить, что они будут есть? Как она справится с этим?

– Нет! – в отчаянии выкрикнула она. – Пожалуйста! Дайте мне поговорить с ним! Вы же сами говорите – все, что у нас есть, покроет только десятую часть. Прошу, дайте мне поговорить с господином Марроном! Уверена, я найду способ с ним расплатиться.

Во взгляде Тощего Шина (прозвище, видимо, было призвано продемонстрировать чье-то блестящее остроумие: помощник господина Маррона был отнюдь не худ, а вовсе даже толст) читалось сомнение, но с глубоким вздохом, нехотя приняв от Линн серебряный браслет с бирюзой (единственное, что осталось в память о матери), он согласился отвести Линн к господину Маррону.

– Понятия не имею, как ты собралась с ним договариваться. А за то, что я не выполнил поручения, господин Маррон мне голову оторвет.

– Нам же все равно не расплатиться, – беспомощно повторила Линн. – Вы сами сказали. А я, может, с ним как-нибудь договорюсь.

– Ну-ну, – только и сказал Тощий Шин.

И вот Линн стоит перед Марроном и говорит, что сделает все, абсолютно все, чего бы он ни потребовал, лишь бы он отпустил братьев и согласился закрыть долг.

Господин Маррон внимательно, спокойно посмотрел на Линн и побарабанил пальцами по столу.

– Милая девушка, я прямо даже не знаю, что такого у тебя могло бы быть, что мне было бы нужно. Твои братья задолжали восемь тысяч золотом. Ты слышишь? Восемь тысяч. Это отнюдь не пустяковая сумма. У тебя есть восемь тысяч золотом, Линн Терра-Танн?

Линн молчала. Совершенно очевидно, что таких денег у нее нет. Если они продадут все, что у них есть, наберется, пожалуй, чуть больше тысячи.

– Твои братья – дураки. Они играли, и играли, и в конце концов проигрались в пух и прах. Сами виноваты, пусть и расплачиваются. Вам с отцом я, так и быть, я дам отсрочку. Выплатишь стоимость вашего имущества в течение года, покроешь часть долга. По рукам?

– А что будет с Микки и Ру?

– Они останутся у меня, отрабатывать.

– И как долго?

– Если будут очень стараться, пожалуй, управятся за десять лет.

– Десять лет?!

– Если будут очень стараться.

– Что они будут делать?

– А это уж моя забота.

Линн помолчала, пытаясь собраться с мыслями. Нет, это невозможно.

– Могу я с ними поговорить?

Маррон засмеялся.

– Сомневаюсь, что у тебя это получится.

– Вы что, пытали их? – вскрикнула Линн. – Что вы сделали с ними? Позвольте мне увидеть их! Пожалуйста!

– Ой, да смотри, – и Маррон, усевшись в кресло, широким жестом повел в сторону распахнутого окна.

Линн подошла и выглянула. Внизу сверкали на солнце изумрудной зеленью и благоухали пышными цветниками сады. Они были совершенно безлюдны. Дальше, за полем, у кромки леса под присмотром свинопаса рылись в земле свиньи.

– Я никого не вижу.

– Так-таки совсем никого?

– Ну… свинопаса.

– Ну вот.

– Что – вот?!

Маррон не ответил, лишь довольная улыбка тронула его губы. Понимание пришло не сразу. Оно подобралось украдкой и оглушило, будто обухом топора.

– Вы превратили в моих братьев в свиней?!

– Что значит превратил, – возмущенно сказал Маррон. – Они и есть самые настоящие свиньи, моя дорогая. Я просто, так сказать, придал им надлежащий облик.

– Ах вы…

Маррон предостерегающе поднял руку.

– Не советую кидаться на меня с кулаками! – мгновенно утратив всю ласковость, прикрикнул он. – Еще движение – и вон те ребята у дверей скрутят тебя так, что мало не покажется. Отойди от окна! Шутки кончились, и мое время тоже. Девочка, ты меня утомила. Твои Микки и Ру превратились в свиней и свиньями останутся. Как я сказал, если будут усердны, лет через десять, глядишь, и отработают долг.

– А потом?

– Потом посмотрим.

У Линн опустились руки. Что делать, она не представляла. Но и оставить как есть… смириться, что она десять лет не увидит братьев… Останется одна с отцом… а они все это время будут…

– Все, уходи. Прощать я их не собираюсь, – соскучившись, сказал Маррон, и жестом приказал увести Линн.

– Нет! – крикнула она. – Нет, господин Маррон, пожалуйста! Я не могу их потерять! Я обещала заботиться о них и всех подвела! Пожалуйста! Есть хоть что-нибудь, что я могу сделать? Ведь это ужасно – жить в обличье свиньи. Они же забудут, кто они такие!

– Да, это возможно, – согласился Маррон. – Каждый в конце концов становится тем, кто он есть.

– Господин Маррон… – губы Линн задрожали. Она изо всех сил старалась не разрыдаться. Потерять лицо – это хуже всего. Ни в коем случае нельзя дать понять Маррону, в каком глубоком она отчаянии. Она должна сохранять достоинство – любой ценой.

– Ох, ну почему я такой бесхарактерный, – пожаловался разбойник. – Вот отчего все мои беды. Надо было убить их сразу, а тела оставить воронам. Вот это было б в назидание всем, и хлопот никаких.