Шрифт:
. Отсек не пустовал. Каллум сидел на кровати напротив пары поразительно старых женщин. Даже на Земле в его время только самые бедные люди могли выглядеть такими старыми.
— Что с ними случилось? — спросил он двух андроидов, помогавших ему снимать скафандр.
— Жертвы войны, — ответил один из них. — Борьба с оликсами повлекла за собой множество жертв. Я не ожидала, что это будет так… жестоко. Для меня это очень личное.
— Да. Я начинаю понимать, как много оставил позади. Мы настоящие путешественники во времени, верно?
Андроид Ирелла, только что снявшая с его руки защитную шину, задумчиво кивнула:
— Да, полагаю. Хотя, боюсь, это путешествие только в один конец.
На свою руку Каллум даже не мог смотреть; его тошнило от одного вида выпирающей кости. Появился еще один андроид, белый, чуть пониже черных, с определенно мужской анатомией. И в зеленых шортах. Он принес длинный синий рукав, выглядящий связанным из толстых шелковых нитей.
— Что это? — спросил Каллум, потом всмотрелся в лицо андроида. — Энсли?!
— Больше нет, — вздохнул белый андроид. — Извини, но я тоже Ирелла. Я просто подумала, что тебе будет спокойнее, если с тобой в медотсеке будет знакомый тебе на вид аспект. Все это, должно быть, очень сбивает с толку…
— Ну да, тут ты не ошиблась. Я никак не ожидал, что наша миссия завершится таким образом.
— А чего вы ожидали?
— Честно говоря, мы вообще не думали, что зайдем так далеко. Я все еще подозреваю, что это сон, а мой мозг на самом деле в коконе оликсов.
— Поверь мне, ты не спишь и не в коконе.
Каллум лег на спину, и андроид с лицом Энсли осторожно надел ему на руку синий рукав, подключив его трубки и провода к серебристой стойке в изголовье кровати. Рукав раздулся, и фантомная боль наконец исчезла. Каллум облегченно вздохнул. Трубки начали покачиваться: по ним потекли разные жидкости. Одна из них оказалась кошмарного коричневого цвета. Каллум снова отвел глаза.
— И что же сейчас происходит? — спросил он.
— Мои другие аспекты разбираются с единым сознанием «Спасения жизни».
— Разбираются?
— Убивают его. Мне нужно перехватить контроль над основными системами «Спасения», чтобы поддерживать жизнь коконов.
— Тут есть и другие ковчеги с человеческими коконами. Штук пять, думаю.
— Знаю. Армада уже вступила с ними в бой, как и со всеми здешними кораблями оликсов. Они заключили в коконы — или их эквивалент — тысячи различных рас. Мы должны спасти всех. Это наш долг — и для нас честь сделать это. Мы собираемся забрать их всех с нами, обратно через галактику, к фронту волны экспансии.
Каллуму потребовалось какое–то время, чтобы переварить информацию.
— Вы обладаете такими… мощностями?
— Пока да. Мы понесли больше потерь, чем ожидали. Но армада комплексов одерживает верх. Аспекты заменят каждое единое сознание.
— Э–э–э, аспекты?
— Комплексные люди — это люди, которые разделили свой разум на множество аспектов, каждый из которых обитает в отдельном «сосуде»: биологических телах, квантовых массивах, машинах, боевых кораблях…
— Андроидах.
Ему было трудно принято то, о чем она говорила. Слишком много странностей.
— Некоторые — да. Теперь их аспекты начинают занимать корабли–ковчеги, единые сознания которых уничтожены. И очень скоро нам придется уходить.
— Знаю; вы принесли сюда нейтронную звезду. Она врежется в местную звезду, не так ли?
— Да. И та скоро обернется новой, что в свою очередь спровоцирует и ее близнеца. С вероятностью восемьдесят два процента это приведет к вспышке сверхновой. Так что наш моральный долг — позаботиться о том, чтобы ни одна из жертв оликсов тут не осталась.
— Я чертовски рад это слышать. Вы пугающе продвинуты, и весьма утешительно знать, что вы так много внимания уделяете этике. От нее ведь так легко отказаться во время войны.
— Мне приятно, что я могу успокоить вас. Мы так многим вам обязаны.
— Ну не так уж и… Сигнал, который мы послали, не достигнет Земли еще сорок тысяч лет. Так много людей стольким пожертвовали, чтобы мы оказались здесь. Риск, на который мы пошли… И в итоге вы нашли путь без нас.
У Каллума перехватило горло; к глазам подступили жгучие слезы. Глупо, но… Жизнь, которой он жил сейчас, была совсем не той, какую он когда–либо ожидал. Во многих отношениях это была загробная жизнь. Он ведь навеки разделен с теми, кого любил, с кем жил. Он начал смеяться. Смех перешел в рыдания.