Теперь, когда я подошел к ней, когда заставил себя хорошенько ее рассмотреть, я был вынужден с ужасом признать, что это действительно Рэдж. По крайней мере, это может быть она. Когда мы последний раз виделись неделю назад, она была молодой и прекрасной, она даже на свои двадцать девять не выглядела. Но если отвлечься от возраста и сосредоточиться только на чертах лицах… Это могла бы быть она. Через много-много лет. Даже ее мать такой не стала! Ее мать умерла достаточно рано, так и не успев толком состариться. А старуха на столе выглядела как прабабка Рэдж!

Впрочем, она и на обычную старушку не тянула. Она была иссушенной временем, но далеко не дряхлой. Я осторожно, не касаясь тела, сдвинул в сторону ткань, чтобы получше разглядеть руки, и убедился, что на них сохранились хорошо развитые мышцы. Да, под морщинистой бледной кожей, да, не такие упругие, как бывает в юности. Но все равно указывающие на долгие изнурительные тренировки.

И ее лицо было лицом Рэдж, но будто скрытым под маской. Волосы, которые я привык видеть длинными, густыми и золотыми, стали белыми, как молоко, и были зачесаны назад. Она была такой бледной, будто не видела солнце много лет, а ведь Рэдж уезжала загорелой! Хотелось держаться за все эти отличия, да не получалось. Я видел все больше мелочей, доказывавших, что это она, не хуже, чем тест ДНК.

Вот этот шрам под коленом – результат неудачного падения с велосипеда два года назад. Вот тут пятно – след от выведенной татуировки. Этот шрамик у нее вообще с детства… А все остальные шрамы – нет. Разглядывая ее тело, я находил все новые следы заживших страшных ран, которых у Рэдж никогда не было. Может, все-таки не она?..

Нет, она. Финальным доказательством стала татуировка на внутренней стороне ее правого предплечья. Надпись «Навсегда», выполненная ажурной вязью, побледневшая за годы, но все равно узнаваемая. Ее татуировка! Не такая же, а именно ее: одна линия прорисована неверно, мастер ошиблась и долго извинялась, а Рэдж только смеялась, утверждая, что любит оригинальность и не любит шаблоны.

У меня тоже есть это слово, только на левой руке и не цветочками прописанное, а будто начертанное тенями. Мы эти татуировки сделали вскоре после свадьбы, идея была моя, но Рэдж от нее пришла в восторг и сама выбрала слово.

Так что это была она. Действительно она. Ошибся я, а не система.

Мир вдруг странно пошатнулся, стал каким-то слишком ярким и совершенно беззвучным, будто его весь набили невидимой ватой. Секунда – и вот я уже почему-то стою на коленях, судорожно сжимая край железного стола, а надо мной наклоняются следователь и даже медик, который по такому поводу перестал меня бояться. Надо же… значит, у мира проблем нет, это я чуть в обморок не грохнулся.

Такого со мной еще не бывало, по крайней мере в зрелости. Но ведь раньше я верил, что готов ко всему! Оказалось, что к такому – нет.

– Это все-таки она? – догадался следователь.

– Да…

– Вам лучше выйти.

– Нет, – возразил я, с трудом поднимаясь на ноги. – Я должен знать… Почему она так выглядит? Почему вдруг? Это что, болезнь? Есть ведь эта болезнь, которая старит людей… Как ее там…

– Прогерия, – подсказал следователь.

– Это не прогерия, – вмешался судмедэксперт. – При прогерии возникает иллюзия старения, хотя речь идет об иных изменениях в организме. Здесь же мы имеем дело с абсолютно естественным старением. К тому же развитие прогерии, каким бы внезапным оно ни было, тоже требует времени. Когда там пропала ваша супруга? Месяц назад?

– Неделю…

– Тем более – неделю! За неделю прогерия никак не развилась бы до такой стадии.

– И сколько… ей лет? – спросил я. Нельзя сказать, что я смирился с происходящим, куда там! Меня пока спасало чувство, что все это не по-настоящему, это мне только снится, и когда я проснусь, все снова будет нормально. А пока нужно как-то поддерживать разговор.

– От восьмидесяти до девяноста, – отозвался эксперт. – По состоянию тела я бы скорее предположил девяносто, но ее образ жизни мог вызвать преждевременный износ организма.

– Что вы можете знать о ее образе жизни?

– Я – ничего, а тело знает. Она вела активный образ жизни, занималась тяжелым физическим трудом, очень много двигалась. Организм ей достался крепкий, здоровье – отменное, с химией и радиацией она не взаимодействовала, так что этим ее состояние не объяснишь. Но она не раз была ранена… Видите этот шрам? Это, похоже, следы зубов, а вот это – очень сильного удара, такого, от которого кожа просто порвалась…

Следователь покосился на меня с нескрываемым подозрением, да и понятно почему. Когда жена в шрамах, винят в первую очередь мужа. Но подвох в том, что моя жена неделю назад покидала дом без шрамов!

– Это не я.

– Это не он, – неожиданно поддержал меня эксперт.

– Откуда такая уверенность? – удивился следователь.

– От возраста отталкиваюсь. Предположим, сейчас ей девяносто, а когда она пропала, не было и тридцати.

– Но она пропала неделю назад!

– С этим буду разбираться не я, – отрезал медик. – Я буду говорить только о том, что вижу на теле. А тело говорит, что муж жену шестьдесят лет не видел. Но все эти шрамы она получила намного меньше шестидесяти лет назад.