— Флайер, — позвала она, осматривая кончик одного пальца, щелкнув им, чтобы удалить то, что было на кончике, а затем той же рукой потерла спину, Пиан с этими птицами?

Двухместный летун — коренастый маленький самолет с короткими крыльями — демонстративно проснулся, зажег свет в распахнутой на петлях кабине.

— Да, — сказал он ей через наушник. — Хочешь, я её вызову?

— Нет, пока нет, — она снова вздохнула. — Можешь послать…

— Мини-дрон?

— Да. Следи за ней. На случай, если она… — Голос Коссонт затих. Она раскачивалась из стороны в сторону, потягиваясь. Снова потянула пару рук, сунула под мышку смычки инструмента и попыталась вправить выбившиеся пряди обратно в ленту.

— Погода? — спросила она, когда небольшой люк открылся вдоль спинной выпуклости летательного аппарата, и крошечный дрон с жужжанием взмыл в воздух, развернувшись и умчавшись туда, где виднелась стая птиц. Мини-дрон мелькнул всего на несколько секунд, освещенный туманным светом, отражающимся от верхних пределов Поясного Города, ближайшие несколько сотен горизонтальных километров которого все еще сияли в солнечном свете, как огромный узор из серебра и золота, обернутый небом.

— Минус один градус каждые пятьдесят минут, — ответил ей летун. — Ветер переменный, но усиливающийся в среднем до 18 км/ч, порывы до двадцати пяти баллов, направление с запада на северо-запад.

Коссонт нахмурилась, глядя на северо-запад через равнины на далекие, темные горы, затем оглянулась на покатый утес Города позади нее. Громадное сооружение представляло собой крутые нагромождения экзотических металлических труб и облицовки, изогнутые широкие стены из синтетического камня, закрученные узоры ромбовидных окон и натянутые филиграни сажевых кабелей — вся путаница пронизанных архитектурой конструкций, поднималась почти прямо к яркой, изогнутой, от горизонта до горизонта вершине, на двести километров и выше — можно сказать, в космос. Ее реакция была неизменной, когда она смотрела на Город: Вир замерла, силясь уловить какое-нибудь движение. Но ничего не было. Движение в эти дни стало редкостью. Порой она ощущала себя единственным человеком, оставшимся в живых в мнимо не бренном мире.

Глядя между отдельными компонентами города, Коссонт могла видеть небо и облака на отдалённой стороне этого колоссального артефакта, примерно в пятидесяти километрах. Небо на юге было ярче, облака прозрачней. Степень Сквозного воздуха (пропорции архитектуры к открытому пространству) составляла здесь около пятидесяти процентов, а это означало, что ветры имели хорошие шансы продувать город насквозь.

Коссонт в очередной раз потерла спину нижними руками. Гзилты обычно обладали нормальным для гуманоидов набором рук — двумя, согласно авторитетной эволюционной установке, и изменения, необходимые для того, чтобы обеспечить ей вдвое большее количество, при сохранении желаемых качеств гибкости и ловкости, означали, что у нее имелся склонный к деформации позвоночник, сковывающий движения, если слишком долго находится в напряжённом состоянии в одной позе.

— Не против, если я посплю? — спросил летун.

— Не против, — Коссонт небрежно махнула рукой в сторону аппарата, осматривая ключи настройки одиннадцатиструнной и головки машин. — Отдыхай, пока ты мне не понадобишься. Я сама выйду на связь, — сказала она, щелкнув наушником, управляемым соответствующими имплантами.

Летун выключил фары, закрыл кабину и погрузился во тьму и тишину.

Снова одна, в полости безмолвия, ветер стих и все замерло. Коссонт сделала паузу на неопределённое время. Она смотрела вверх, в иссиня-черное небо с крошечными лучами звезд и светом проплывавших спутников, размышляя о том, каково было на самом деле быть Возвышенным, пройти через это, жить в нем — сказочном, но бесспорно реальном. Иная сторона.

Гзилты были одолеваемы идеей Сублимации веками, поколениями. Сначала лишь немногие думали, что это будет хорошей идеей, но постепенно, со временем, все больше и больше гзилтов присоединялись к ней. У них были возможности, которые могли заставить идею работать, потому что для того, чтобы сделать её явью, требовались серьезные мощности — желательно, целая цивилизация.

Теоретически и одиночка мог сублимироваться, однако на практике только ИИ когда-либо успешно проделывали такую операцию. Потребовалось бы что-то столь же сложное и самореференциально совершенное, как высокоуровневый ИИ, чтобы иметь стойкость, и в одиночку противостоять Сублимированному — ни один нормальный биологический индивидуум не мог выйти на подобный уровень — он просто испарялся, аннигилировал в процессе. И это не являлось полным уничтожением — информация сохранялась, но персона, личность как функционирующая, идентифицируемая и отличительная сущность, исчезала. Цивилизации и люди внутри этих цивилизаций выживали и процветали в Сублимации в течение галактически значимых периодов, постепенно меняясь до неузнаваемости.

Тем не менее, рано или поздно это произошло бы в любом случае, если бы общества остались в Реальном мире. Все исследования и сравнения, эксперты и статистика сходились на том, что в Сублимации было на порядки больше стабильности, чем в царстве традиционной материи и энергии.

Коссонт вздохнула. Она смотрела теперь в небо, хотя Возвышенное, разумеется, было повсюду, опустив взгляд на кончик одного из пальцев. Тот покрылся мозолями из-за многочисленных попыток контролировать одиннадцатиструнную. Возвышенное в равной мере могло быть в узорах её закаленной кожи на кончике пальца.

Разделенное, свернутое, сжатое и вновь свернутое в измерения за пределами мерности, которые невозможно видеть и понимать, Возвышенное — лабиринтная серия поворотов под прямым углом от нормальной трехмерной реальности, думала она, стоя на высокой площадке в закатном свете.

Коссонт было достаточно трудно по-настоящему постичь гиперпространство, четвертое измерение, не говоря уже о следующих трех или четырех, которые каким-то образом охватывали реальность и позволяли вложенным в них вселенным подниматься прочь от матричной вселенской сингулярности в центре вещей и возвращаться обратно: своего рода огромная космическая слойка, обречённая быть повторно компрессированной с последующим возрождением, либо излить себя в то, что окружало эту ошеломляющую ультравселенную.